FLY

Ансельм, голый, красный, пышущий на этот раз вовсе не инфрафизическим, а самым, что ни на есть, настоящим жаром, с дьявольским хохотом удалился в темноту, и Дубтах, с некоторой заминкой, - последовал за ним. Он бежал в темноте, правя на демонский вой и гиканье хозяина и на близящийся шум какой-то падающей воды, и удивлялся, что бежит, потому что, по всем понятиям, ему больше бы пристало не то вязко течь по направлению к реке, отдирая и отклеивая себя от шершавых камней, не то лететь тополевым семечком, куда ветер дунет. Таинственный водопад на поверку оказался порожком высотой метров в пять. Ниже и отступя метров на десять по течению, в каменном русле располагался пресловутый Омут, - углубление не глубже полутора метров в самом глубоком месте и исключительно подходящее для того, чтобы в нем лежать, пропуская мимо и вокруг себя поток воды и удивляться, почему это вода не кипит, соприкоснувшись с раскаленной кожей. Чуть остыв, они вылезли на берег, и выяснилось, что тут тоже есть свой ритуал: подостывшие, не раскаленные, но еще хранящие устойчивое сухое тепло камни из бани были принесены сюда и накрыты во много слоев покрывалами. Тут же, разумеется, стояли непременные, неукоснительные кувшины. Все. Все, - подумал Дубтах, садясь на это, из горячих камней изваянное, подобие шезлонга, - это уже совсем все. Предел. Мысль эта была явственно осознана не только головой, а как- то всем телом одновременно. Пить, полусидя на невероятно приятных для кожи холстах и ощущая через них глубокое тепло, безукоризненное вино здешних виноградников, смотреть на звезды в черном, бездонно глубоком небе и слушать шум текучей воды, и не чувствовать потерявшего вес тела, и молчать, - это был закономерный, в чем-то неуловимом даже подобный смерти, исход тысячекратно выверенного и оттого - единственно верного процесса переработки живого человека - во вполне готового обитателя Островов Блаженства. Лениво опустил веки, - и перед глазами бесконечно потянулись кренящиеся горы, ветвящиеся дороги, серые камни во все время меняющихся вариантах, зелень виноградников и сумрак Башен со Схронами. Столь же лениво поднял веки, - и в неподвижные текучие, черные озера зрачков из неподвижного, черного озера неба уперлись неподвижные огни звезд. И с чего-то показалось вдруг, что звезды нынче - выглядят гневными, и подумалось лениво, - с чего бы это? Холодно или хотя бы прохладно… Пока не было. Только что перестал течь пот, выжимаемый перекаленным организмом. И тут грянуло:

- Резвишься? - Прорезал окружающее благорастворение воздухов и благоволение в человецех до стеклянной прозрачности острый, высокий, зловеще-негромкий женский голос. - В компании голого мужчины? Уже в гомики подался? Впрочем, - чего ж еще было от тебя ожидать? Простите уж, если нарушила вашу идиллию!

Дубтах - вздрогнул, а уж Ансельм - так тот вообще вскочил, будто его ужалили. Голое тело неслышно подошедшей к ним незнакомки в окружающей темноте казалось грозной темной тенью, и только-только поднявшийся узенький серп Уатах светил ей в спину. Нарочито не говоря больше ни слова, невысокая, худощавая девушка с короткой прической прошла мимо них и погрузилась в Омут. С вдруг проснувшимся у него чувством Ясновидения По Мелочам Дубтах отчетливо понял, что теперь нежданная гостья - будет плескаться в ледяной воде до тех пор, пока не окоченеет в конец или пока ее не выволокут на берег, а тогда - не обойтись без драки, ободранных физиономий, истерики и прочего отвратительного безобразия. Пользуясь тем, что девица не смотрела в их сторону просто- таки принципиально, он выразительно обернулся к Ансельму. Тот успел с потрясающей при сложившихся обстоятельствах быстротой обрести присутствие духа и со слабой, скорее - угадываемой в жидком свете улыбкой развел руками. Все было до звонкости ясно, и он, задрапировавшись в содранный с лежанки холст, медленно побрел прочь. Отойдя шагов на сорок, притаился за камнем, оправдывая свое поведение тем, что могут потребоваться спасательные мероприятия или какая-нибудь еще срочная помощь. Ждать пришлось не так долго, как он, в глубине души, того опасался:

- Чего ж ты молчишь?

- Жду. А каких слов Ваше Высочество могло от меня ждать при таких обстоятельствах?

- Ты только не воображай, что я проделала весь этот путь для того, чтобы полюбоваться на твою подлую рожу…

- Ей- богу, - ничего подобного мне даже в голову не приходи…

- … потому что все обстоит наоборот. Ты… Ты как чума, и я приехала сюда, отыскала тебя, презренного труса, только для того, чтобы убедиться, - выздоровела, наконец! Наконец - свободна!

- Искренне за вас рад, но…

- И я болела, - этим?! Ничтожество, уже струсившее, уже удравшее один раз, - и опять кинувшееся прятаться, чуть только…

- Должен вам признаться, что ни о чем подобном даже не думал, а в тот момент - и не помнил. Просто поехал домой…

- К папочке под крылышко! С- соскучился! И любовника с собой прихватил! А я- то думала, в чем дело! А все оказывается вовсе даже просто! Вон в чем, оказывается, собака- то зарыта!