Фокус

Он понял, что она бы вышла и поговорила с ними. И он принял решение найти с ними общий язык, так чтобы он смог выйти и сказать – Ну что ж, ребята,.. и сделать это так, будто он очень жестокий и совсем такой как они.

– Они уехали раньше, чем я вышел, – сказал он.

– Тебе лучше сходить завтра на это собрание, – окончательно решила она. – Пойдешь?

– Да… конечно, – сказал он, повернулся на бок и закрыл глаза как будто никогда в этом не сомневался.

Глава 15

В более спокойные времена, иногда возникало желание порыбачить. Когда он уставал от жены, двоих детей и пожилого тестя, он говорил жене собрать обед, оставлял ее в магазине и подземкой ехал в бухту Шипсхед. Там он обходил стороной большие рыболовные суда, которые брали на борт десятки людей, и брал напрокат гребную шлюпку. Океан велик и ему достаточно было выйти лишь на полмили из бухты, закинуть удочку и наслаждаться «уединением, этой чашей Грааля городского жителя».

Однако в последнее время ему не хотелось проводить весь день вдали от семьи. Хотя они не смогли бы связаться с ним, когда он уезжал в город, он все же находился на суше, – на той же суше, где они жили, – и это давало ему ощущение что так они находятся в большей безопасности. И вот этим утром, в среду, он оставил жену в магазине и поехал на подземке в Бушвик, где находилась большая фабрика по производству игрушек. Там он сделал несколько покупок, которые уложил в длинную картонную коробку и забрал с собой.

На поездку и покупки ушла большая часть утра, и он уже был готов спускаться в подземку и ехать домой, когда он кое-что вспомнил. Сегодня была годовщина похорон его отца.

Мистер Финкельштейн не был набожным человеком. Более того, он похоронил своего отца около семнадцати лет назад и был не особенно привязан к его памяти. Несмотря на заповеди, которые предписывали сыну посещать могилу родителей, по крайней мере, раз в год, мистер Финкельштейн не был на могиле три, а может быть и четыре года – он не помнил точно. Это невнимание объяснялось, прежде всего, недостатком почтения к покойному, что было редким среди евреев, и его глубокой поглощенностью событиями окружающего мира и ежедневными заботами. Покойнику он желал всего хорошего, но не видел смысла в том, чтобы стоять на кладбище перед надгробной плитой и делать вид, что переживаешь. Он презирал любое лицемерие и это оплакивание людей, которые умерли годы назад, он воспринимал, как пародию и отказывался принимать в этом участие.

Так что для него было необычным, чтобы воспоминание о том, что в этот день был похоронен его отец и раздумье, не следует ли ему, наконец, навестить старика, остановили его перед турникетом в подземке. Но раздумье, это неверное слово для описания его душевного состояния в тот момент. Он понимал только то, что его что-то влекло на кладбище. Его душу неожиданно охватила настоящая торжественность, и он подчинился этому ощущению и вернулся на улицу, прошел семь кварталов до троллейбуса и отправился на густонаселенное кладбище на северной окраине Бруклина.

Евреи-покойники лежали в земле совсем так, как они жили на земле – столпившись, так что надгробные плиты касались друг друга. Мистер Финкельштейн зашел на кладбище и пошел по извилистой цементной дороге, которая большими петлями соединяла все участки. Для человека со склонностью к созерцанию, каким был мистер Финкельштейн, этот окольный путь к могиле представлял любопытные возможности. По пути он заметил, что большинство дорогих склепов было расположено в прямой видимости от ворот кладбища, придавая месту степенность и создавая атмосферу высшего класса. Но, раскинувшиеся за ними гектары надгробий, рассказывали уму мистера Финкельштейна истинную историю. Здесь лежали люди, много людей. И на каждую широкую и хорошо ухоженную надгробную плиту приходились сотни, тысячи покосившихся в подветренную сторону дешевых табличек, могилы под которыми осели или сравнялись с землей как переставшие дышать грудные клетки. Справа от него продвигалась небольшая похоронная процессия, и он немного послушал едва слышные причитания. Еще один ушел к Моисею задумчиво пробормотал он и пошел дальше по петляющей дороге.

Найти могилу отца было нелегко, но его безошибочно вела туда цепкая память. Он свернул с главной дороги на усыпанную гравием дорожку, потом сошел с нее, осторожно пошел среди могил участка и пробрался к месту упокоения, которое он разыскивал.

Он оцепенел, разглядывая надпись на плите. Несмотря на его безразличие к смерти, так бывало всегда. Но сегодня это было хуже, почему-то хуже, чем всегда. Он смотрел на грубую каменную плиту, на комковатую траву на могиле и в нем начали формироваться слова. Это встревожило его, потому что он не любил поддаваться подобному воздействию. Вопреки себе он поставил коробку с игрушками одним краем на землю, прислонил ее к ноге и положил руки на бедра.

Что я здесь делаю? размышлял он. Там внизу наверно и костей-то не осталось. Может какая-нибудь одна кость. Что я могу сказать кости? Что я здесь делаю?