Фокус. О внимании, рассеянности и жизненном успехе

Как мне однажды сказал индийский йог Ним Кароли Баба, “можно распланировать жизнь на сотню лет вперед, но никогда не знаешь, что произойдет в следующую минуту”. С другой стороны, Уильям Гибсон, пишущий в жанре киберпанк, полагает, что “будущее уже наступило – просто оно неравномерно распределено”. То, что мы можем узнать о будущем, находится где-то между этими двумя позициями: у нас бывают озарения, однако всегда существует угроза какого-нибудь события в духе теории “Черного лебедя”, которое может разрушить все на корню[167]. В 80‑е годы XX века в своей пророческой книге “В век умных машин” Шошана Зубофф предвидела, что наступление эры компьютеров играет на руку организационной иерархии. Некогда знание было силой, и поэтому самые могущественные субъекты припрятывали свою информацию, теперь же новые технологии открывают доступ к информации каждому.

Когда Зубофф писала свою книгу, будущее, вне всякого сомнения, не было “распределено равномерно”, ведь тогда еще не существовало Интернета, уж не говоря об облачных технологиях, YouTube и Anonymous. Но уже сейчас поток информации течет свободно как никогда, причем не только в рамках какой-либо организации, а в глобальном масштабе. Отчаявшийся продавец фруктов совершает акт самосожжения на рыночной площади в Тунисе – и вот вам Арабская весна.

Позволю себе привести два классических примера полнейшего неведения по поводу того, что произойдет в следующую минуту: предсказание Томаса Роберта Мальтуса 1798 года, согласно которому рост народонаселения сведет человеческое существование к “бесконечной борьбе за кров и пищу” и будет бесконечно провоцировать голод и нищету; а также предупреждение Пола Р. Эрлиха 1968 года о “демографической бомбе”, вследствие которой миру к 1985 году будет угрожать массовый голод. Мальтус не разглядел надвигающейся промышленной революции и того, что массовое производство даст возможность большему количеству людей продлить свою жизнь. Эрлих же в своих подсчетах не учел грядущую “зеленую революцию”, благодаря которой темпы производства продуктов питания опередили рост народонаселения.

Эпоха антропоцена, начавшаяся с наступлением промышленной революции, знаменует первую геологическую эпоху, в которую жизнедеятельность одного вида – нас, людей – неумолимо ухудшает состояние ряда глобальных систем, поддерживающих жизнь на Земле. Антропоцен представляет собой противостояние систем. Человеческие системы, созданные для строительства, выработки энергии, транспорта, промышленности и торговли, ежедневно подрывают работу таких естественных систем, как циклы азота и углерода, богатая динамика экосистем, доступность воды, пригодной к использованию, и тому подобное[168]. В последние пятьдесят лет этот натиск характеризуется так называемым “великим ускорением”, к тому же в атмосфере скапливается углекислый газ: упомянутый феномен – один из предвестников надвигающегося системного кризиса[169].

Экологический след человека на планете, по мнению Эрлиха, сформировался под действием трех сил: что потребляет каждый из нас, сколько нас и как мы получаем потребляемые нами продукты. Используя эти три параметра, Британское королевское общество попыталось вычислить, какое количество людей способна выдержать Земля так, чтоб не произошел коллапс. Их вывод: однозначного ответа дать нельзя.

Наиболее важной неизвестной в расчетах было совершенствование технологий. Например, Китай увеличил свои мощности по выработке электричества из угля (что весьма тревожит), а не так давно существенно расширил использование солнечной и ветряной энергии. Итого: соотношение выбросов углекислого газа и экономических результатов Китая за последние тридцать лет упало приблизительно на 70 % (впрочем, эти цифры скрадывают неуклонный и быстрый рост количества угольных электростанций на “заводе мира”)[170].

Впрочем, технологические революции могут спасти нас от нас самих же. Для этого мы должны использовать ресурсы таким образом, чтобы защитить важнейшие системы поддержания жизни на планете с помощью методов, которые не создают новых проблем и не игнорируют старых. Хочется верить, что это возможно. Однако в долгосрочной перспективе ни одна сильная экономическая держава не отдаст предпочтение подобным технологическим революциям. Краткосрочные достижения имеют место, как правило, потому, что компании видят в новых технологиях способ экономии средств, а не устойчивого развития планеты.

Например, во время экономического кризиса, разразившегося в 2008 году, уровень углекислого газа начал падать в США не по распоряжению правительства, а исключительно в силу рыночных механизмов – спрос снизился, природный газ подешевел и заменил на электростанциях уголь (хотя загрязнение местного масштаба и проблемы со здоровьем в результате гидроразрывов при добыче газа – это еще одна головная боль).