Фокус-покус

– Простите, не понял? – сказал я.

– На роликах я всегда умел кататься, – сказал он. – А вот сегодня утром впервые встал на коньки.

В это самое утро, когда все лошади валялись мертвые, электричество было отключено, повсюду лежали непогребенные мертвецы и все припасы в Сципионе были съедены, как будто тут побывала туча саранчи, он отправляется на Каток Когана и впервые в жизни надевает коньки. И после первых неуверенных шагов он вдруг чувствует, что скользит по кругу, кружится, кружится…

– Кататься на коньках – все равно что на роликах! – заявил он мне торжественно, как будто совершил научное открытие, которое прольет свет на неразрешимую проблему.

– Мышцы-то одни и те же! – сказал он с важным видом.

____________________

За этим делом Дарвина и застали те, кто смертельно ранил его примерно час спустя. Он был на катке, скользил по кругу, кружил, кружил, и кружил. Я расстался с ним в его кабинете, и думал, что он там сидит. А он вместо этого скользил по катку, кружился, кружился.

Грянул выстрел, и он упал.

К нему подбежали несколько его товарищей, и он им что-то сказал. Потом он умер.

____________________

Выстрел был великолепный, если Президент колледжа метил именно в Дарвина. Он вполне мог бы стрелять и в меня, потому что знал, что, стоит ему уйти из дому, как я занимаюсь любовью с его женой, Зузу.

А если метил в Дарвина, а не в меня, то он решил одну из самых трудных для стрелка задач – ту же самую, которую решил Ли Харви Освальд, стреляя в Президента Кеннеди: как попасть в цель, когда находишься значительно выше.

Так я и сказал: «Великолепный выстрел».

____________________

Я потом спросил, какое последнее слово сказал Элтон Дарвин, и мне ответили, что он нес какую-то бессмыслицу. Его последние слова были:

– Смотрите, как Черномазый летает на аэроплане.

10

Иногда Дарвин рассказывал мне про свою планету, откуда его доставили в Афины в стальной коробке.

– Там питались наркотиками, – говорил он. – Я торговал хлебом насущным, это был мой бизнес. Мало ли что на одной планете люди едят какую-то пищу и жить без нее не могут, и после нее чувствуют себя получше, – это еще не значит, что на других планетах людям нельзя есть что-нибудь другое. Думаю, обязательно найдутся и такие планеты, где люди едят камни, и после этого ловят кайф на часок-другой. А потом их опять тянет грызть камни.

____________________

За те 15 лет, что я учительствовал в Таркингтоне, я почти не замечал тюрьмы на том берегу озера; громадная, суровая, она все росла. Когда мы выезжали на пикники к шлюзу или мне надо было съездить в Рочестер по какомуто делу, я встречал множество автобусов со слепыми окнами и грузовиков со стальными ящиками. В одном из этих ящиков, возможно, везли и Элтона Дарвина.

С другой стороны, в таких же фургонах перевозили и разные припасы, так что там вполне могла быть «Диетическая Пепси» или туалетная бумага.

Мне не было дела до того, что там перевозили, пока меня не выгнали из Таркингтона.

____________________

Случалось, что, когда я играл на колоколах и от тюремных стен отражалось особенно гулкое эхо – чаще всего это бывало зимой, в мороз, – мне казалось, что я обстреливаю тюрьму из пушек. А во Вьетнаме, как ни странно, было совсем наоборот: когда я попадал в расположение нашей артиллерии и орудия пели беглый огонь по неведомо какой цели в джунглях, это больше походило на музыку – забавные звуки ради забавных звуков, и только.

____________________

Во время полевых маневров, когда мы с Джеком Паттоном еще были курсантами, мы как-то спали в палатке, и вдруг рядом разразилась канонада. Мы проснулись. Джек мне сказал:

– Это наша музыка, Джин. Это наша музыка.

____________________

До того, как я пошел работать в Афины, я видел в долине всего-навсего 3-х заключенных. А остальные жители Сципиона едва ли видели хоть 1-го. И я бы тоже ни 1-го не видел, если бы грузовик со стальным кузовом не сломался в верховьях озера. Мы там устроили пикник у озера, с Маргарет, моей женой, и Милдред, моей тещей. Милдред к тому времени уже окончательно помешалась, но Маргарет пока еще была в своем уме, и мы надеялись – а вдруг пронесет и она останется здоровой.

Мне было всего 45, и я надеялся, как идиот, что буду спокойно преподавать здесь до обязательной отставки по возрасту, до 70 лет, – и вот до 2010 года, до моего 70-летия, осталось всего 9 лет.

А что со мной будет через 9 лет? Гадать об этом – все равно что беспокоиться, не протухнет ли сыр, который ты забыл сунуть в холодильник. Ну что еще может случиться с твоим драгоценным вонючим сыром, раз он уже провонял?

____________________

Моя теща, совершенно безобидная и неопасная для окружающих и для себя самой, обожала ловить рыбу. Я насадил червя на крючок ее удочки и забросил леску на хорошем месте. Она вцепилась в удилище обеими руками – как всегда, была уверена, что сейчас произойдет какое-то чудо.

На этот раз она не ошиблась.