– «Ну, конечно, колодцы глубже и церковные двери шире. Но довольно и этой. Кликни меня завтра, и тебе скажут, что я отбегался. Для этого света я переперчен, дело ясное. Чума возьми семейства ваши оба!»8
Оба семейства, естественно, были Монтекки и Капулетти, враждующие семьи Ромео и Джульетты, из-за бесмысленной распри которых Меркуцио и отправился в Рай.
Этот монолог я переписал из «Крылатых слов» Бартлетта. Если бы побольше нашлось людей, которые честно признались бы, что позаимствовали перлы своей мудрости из этой книги, а не из оригинала, всем бы стало легче дышать.
Если бы Меркуцио существовал на самом деле и если бы Рай существовал, то он там тусовался бы с павшими во Вьетнаме мальчишками-тинэйджерами и быстро нашел бы с ними общий язык – они-то знают, каково умирать из-за тщеславия и глупости других людей.
19
Через несколько месяцев, уже устроившись на работу в Афинах, я узнал что Космический Телемаркет пустил Роберта Мелленкампа голышом, если не хуже, и ему пришлось продать свои яхты, и лошадей, и Эль Греко и все такое, и решил, что он вышел из членов Совета. Попечители Таркингтона, как правило, каждый год вносили кругленькие суммы на счет колледжа. Стали бы держать в Совете матушку Лоуэлла Чанга, для которой приходилось каждое слово переводить на китайский?
Собственно говоря, я думаю, что миссис Чанг так и не попала бы в Совет Попечителей, если бы другой член Совета, одноклассник Мелленкампа, белый, Джон У. Феддерс, младший, не вырос в Гонконге – он стал ее переводчиком на китайский. Его отец занимался импортом слоновой кости и носорожьих рогов, которые ценятся на Востоке, как средство, повышающее мужскую потенцию. Подозревали также, что он торгует крупными партиями опиума. Феддерс был, пожалуй, самым самодовольным типом, какого я видел на гражданке. Он думал, если он без запинки шпарит по-китайски, то он не хуже знаменитого физика-ядерщика – как будто еще 1 000 000 000 людей, в том числе, по статистике, 1 000 000 умственно отсталых, не болтают по-китайски.
Когда я встретил членов Попечительского Совета 2 года назад, в конюшне, уже в качестве заложников, я удивился, увидев среди них Мелленкампа. Ему дозволили остаться в Совете, хотя у него ни гроша за душой не осталось. А миссис Чанг к тому времени уже не было. А Феддерс был. Уайлдер, как я говорил, стал членом Совета. Было там и еще несколько новых Попечителей, которых я не знал.
Все Попечители перенесли тяжелые испытания в неволе, питаясь только кониной, поджаренной в громадном камине Павильона, топившемся мебелью. Впрочем, Феддерсу стало хуже после сердечного приступа, так как медицинской помощи ждать было неоткуда. Когда ему становилось совсем худо, он переходил на китайский.
Я бы не ждал теперь суда, если бы из жалости не навестил заложников. Они бы не знали, что я в Сципионе, а не за 1 000 километров. Но когда я явился к ним, свободный, как пташка, и Черный, который меня сопровождал, точнее, охранял, обращался ко мне почтительно – они тут же решили, что я и есть вдохновитель и организатор великого побега.
Это типично расистское утверждение, основано оно на уверенности, что Черные не могут ничего организовать. Так я и скажу на суде.
А вот во Вьетнаме я был настоящим вдохновителем и организатором. Признаться, это до сих пор не дает мне покоя. В последний год, когда я вместо оружия пускал в дело слова, я изыскал оправдание для массового убийства и истребления, и даже сам в это поверил! Я был гениальным фокусником Смерти! Я, так сказать, изобрел смертельный фокус-покус.
Хотите знать, как я начинал свои речи перед новобранцами, которых еще не запустили в мясорубку? Я разворачивал плечи, грудь вперед, чтобы было видно все мои награды, и громыхал через усилитель: «Солдаты, слушайте меня, и слушайте хорошенько!»
И они слушали, они слушали.
Я в последнее время не раз пытался сообразить, сколько человек я убил с помощью табельного оружия. Не думаю, что на это меня натолкнула нечистая совесть. Скорее, начав составлять список женщин и пытаясь припомнить все имена, лица, места и даты, я естественно задал себе вопрос: «А не составить ли список и тех, кого я убил?»
Пожалуй, так я и сделаю. Имен в списке не будет – я никогда не знал, как зовут тех, кого я убиваю. В списке будут только даты и названия мест. И коль скоро в мой донжуанский список не войдут одноклассницы и проститутки, то и в список тех, у кого я отнял жизнь, не войдут те, в чьей смерти я не уверен, или те, кто погиб в результате артобстрелов и бомбежек, организованных мной, и, конечно, никто из американцев, погибших как бы не из-за меня, но по моей вине – из-за моего смертоносного фокуса-покуса, моей дурацкой болтовни.