Фокус-покус

Я на этих страницах иногда пишу «Черный» или «Белый» с большой буквы, а потом — с прописной, и мне все время кажется, что тут что-то не то, как бы я их ни писал. Возможно, причина в том, что иногда кажется — раса имеет громадное значение, а иногда как будто это не так уж важно. И мне все время хочется сказать «так называемые Черные» или «так называемые Белые». Дело в том, что, на мой взгляд, больше чем половина заключенных в Афинах, а теперь и здесь, на нашем берегу, имели белых — или Белых — предков. С виду многие из них почти совсем белые, только пользы им от этого мало. Вы только вообразите, каково им приходится. Я выдумал себе чернокожего предка — ведь здешняя тюрьма только для Черных, а я не хочу, чтобы меня отсюда переводили. Мне нужна эта библиотека. Сами подумайте, что у них там называется библиотекой — на авианосцах и ракетоносцах, переоборудованных в тюрьмы.

* * *

Здесь мой дом.

* * *

Мой адвокат считает, что я очень умно поступил, предотвратив перевод в другую тюрьму. Но по другой причине: история с переводом может опять заставить прессу перемывать мои косточки, и публика поднимет шум, требуя суда и расправы.

А сейчас все спокойно: широкая публика позабыла и обо мне, как, кстати, и о массовом побеге заключенных. Этот побег занимал публику и ТВ дней 10, и все.

А потом на смену нам пришли крикливые заголовки — героиней была одинокая Белая девушка. Она была дочкой какого-то типа, помешанного на оружии, из Калифорнийской глубинки. Она смела с лица земли Комиссию по организации выпускного бала в своей школе, подорвав их Китайской ручной гранатой времен 2 мировой войны.

У ее папаши был одна из самых богатых в Мире коллекций ручных гранат.

* * *

Теперь его коллекция стала неполной, хотя, конечно, у него могла быть и не 1 единственная Китайская ручная граната из Последней Петарды.

* * *

Наше собеседование продолжалось, и Начальник Мацумото прямо на глазах становился все общительнее. До того, как его послали в Афины, сказал он, ему пришлось возглавлять коммерческую больницу в Луисвилле.

Кентуккийское Дерби ему страшно понравилось. Но свою работу он ненавидел.

Я сказал ему, что в Сайгоне ходил на скачки, как только удавалось выбраться. Он сказал:

— Мне бы хотелось, чтобы Председатель Совета из Токио провел бы со мной всего один час в приемном покое: пусть бы он попробовал отказывать в помощи умирающим только потому, что наши услуги им не по карману.

* * *

— Во Вьетнаме вы считали трупы, насколько я знаю? — сказал он.

Он был прав. Нам было приказано подсчитывать, сколько людей мы убили, чтобы начальство, вплоть до самого Вашингтона, Округ Колумбия, могло оценить, приблизились ли мы к победе, хотя бы и на самый жалкий шажок. Другого способа оценки своих побед у них не было.

— А мы теперь ведем счет долларам, как вы там вели счет трупам, — сказал Мацумото. — А к чему мы-то приближаемся? Зачем все это? Надо бы нам поступить со своими долларами, как вы — с трупами. Закопать и забыть! Вам с вашими убитыми повезло куда больше, чем нам — с нашими долларами.

— Как это? — спросил я.

— Трупы можно только похоронить или сжечь, и дело с концом, — сказал он. — А ведь главный кошмар начинается после, когда вам приходится вкладывать доллары во что-то и ждать, пока они принесут прибыль.

* * *

— Хорошенькую ловушку подстроил нам ваш Правящий Класс, — продолжал он. — Сначала — атомная бомба. А теперь — вот это.

— Ловушку? — недоверчиво переспросил я.

— Они разграбили и присвоили все государственное и корпоративное имущество, отдали всю индустрию в руки недоумков, — сказал он. — Потом заставили ваше Правительство брать у нас взаймы так беспардонно, что нам пришлось поневоле послать сюда оккупационную армию в штатском. Впервые в истории Правящий Класс одной страны ухитрился свалить на другие страны всю ответственность за собственное богатство, и при этом сохранить это богатство, которое и во сне не приснится! Ничего удивительного, что коматозный Рональд Рейган казался им Великим Президентом!

* * *

По-моему, он попал не в бровь, а в глаз.

* * *

Когда Джейсон Уайлдер и прочие Попечители сидели на конюшне в качестве заложников и я их там навестил, у меня сложилось отчетливое убеждение, что они считают Американцев чужаками. Трудно сказать, к какой нации они принадлежат после этого.

* * *

Все они были Белые, все Мужчины — мать Лоуэлла Чанга уже умерла, от столбняка. Доктора так и не успели понять, от чего она умирает. Никто из них никогда не видел больного столбняком, потому что в прежнее время практически все население прививали.

А теперь, когда государственная система здравоохранения почти уничтожена, а иностранцам до этого — по вполне понятным причинам — нет никакого дела, снова стали появляться такие болезни, как столбняк, особенно среди детей.

Теперь-то почти все врачи знают, как выглядит больной столбняком. Миссис Чанг не повезло — она оказалась первой ласточкой.

* * *

О ее смерти мне сообщили заложники. Первое, о чем я их спросил:

— А где мадам Чанг?