Я молча смотрела на противного дядьку. Он же вроде профессионал и должен хорошо понимать суть проблемы. Вот на днях я читала интервью, которое Алла Пугачева дала одному журналу. Не ручаюсь сейчас за стопроцентную точность, но вроде примадонна сказала такие слова: «Да, „фанера“ – зло, но я рта не посмею открыть на эту тему, поскольку знаю, что подавляющее большинство артистов вынуждено зарабатывать на жизнь концертами, брать количеством. При нашем уровне пиратства практически нереально получить что-либо от продажи лицензионных дисков и кассет. Единственный способ „отбить“ вложенные деньги – гастроли, чес. Петь живьем значит рисковать голосовыми связками. Что делать бедолагам? Открывать рот под „фанеру“. Впрочем, это относится к начинающим исполнителям. Звезды не позволяют себе опускаться до фонограммы, берегут голос и реже концертируют. Но в любом случае, прежде чем разбираться с „фанерщиками“, надо решить проблему пиратов!»
Что, Дымов не понимает, отчего несчастные артисты «дудят под фанеру»? Наверное, следовало сказать критику, что он злопыхатель, но я решила вежливо поставить Павла на место:
– Фонограмму надо записать, согласитесь, это тоже труд, а потом еще приходится во время концерта плясать, улыбаться. Я, например, на такое не способна, меня никакая запись не спасет! И потом, если публике это нравится, то пусть будет.
– Кошмар, – взвился Дымов, – из-за таких, как вы, наша эстрада похожа на помойку! Одни «фанерщики» и «прожекты». Где интересные лица? Где голоса?
Неожиданно мне стало обидно.
– А Николай Басков?
– Фу, он предал оперу! И потом его прическа!
Верх безвкусицы!
– Кристина Орбакайте?
– Пожарная каланча!
– Группа «Тату»!
– О боги! У них юбки попу не прикрывают!
Лучше уж замолчать. Музыкальный критик, в первую очередь обращающий внимание на прическу, рост, длину юбок, на мой взгляд, не может считаться профессионалом. Но кто-то словно тянул меня за язык:
– Ладно, возьмем Газманова.
– С ума сойти! Он же на сцене через голову кувыркается.
– А Земфира?
– Она хулиганка.
– Валерия…
– Тут и говорить не о чем! Нарожала кучу детей!..
– Заметьте, от законного мужа!
Дымов захлопнул рот, моргнул и снова начал капать ядом:
– А где музыка? Слова? Голос? А одежда? Катастрофа! Петь надо лучше!
– Как? Объясните?
– Лучше! Мне не нравится, как эти все визжат.
– Но публика в восторге!
– Зал любое дерьмо съест, – Дымов пошел вразнос, – и Алену Алину, и.., и.., в общем, всех, вместе с «Дискотекой Аварией».
Я хотела сказать, что люблю Алину вкупе с парнями, придумавшими здоровскую песню про Новый год, и что не только я получаю удовольствие от песен Алены и «Аварии», но не успела.
– Встречайте, – завопил ведущий, – Майя Капкина, молодая, подающая надежды, любовь самого.., те, не будем говорить, и так все знают, да, ребята?
Публика радостно захихикала.
– Уроды, – припечатал Дымов.
– Кто? – решила уточнить я.
– Все! И публика, и певцы! Ненавижу их!
– Зачем тогда сюда пришли?
Дымов скривился.
– Многоуважаемая автор детективных романов! Я – ведущий критик известного издания и вынужден посещать сии шабаши, дабы дать потом абсолютно правдивый отчет в газете «Новости культуры».
– Вы напишете, что весь зал рукоплескал Алиной? Что Алену вызывали семь раз бисировать?
– Глупости, это не входит в мою задачу. Я обязан объяснить народу: Апина – это зло. Нас спасет Чайковский и, кстати, Лев Толстой, а не детективы.
Сделав выпад в мой адрес, Павел уставился на сцену и рявкнул:
– Еще одна! Откуда они только выползают.
На сцену выбежала Майя. На ней было узкое платье до середины колена, нежно-розовое, очень красивое, украшенное искусственным мехом.
– Ну и народ, – наливался желчью Дымов, – что за непристойность.
– Отчего же? Ноги у певицы почти закрыты.
– Фу!
Из динамика полился голос. Я вздрогнула, вот уж не ожидала, что он у Майи такой сильный, мощный, летящий. Зал замер. Я тоже оцепенела, но через секунду удивилась до обморока. Во-первых, музыка была страшно знакомой, мелодию исполнял симфонический оркестр, а во-вторых, текст!
«Я к вам пишу, чего же боле!»
Господи, это же ария Татьяны из оперы Петра Ильича Чайковского «Евгений Онегин»! С какой стати Майя исполняет ее?
Я взглянула на девочку. Майечка, стоя на одном месте, раскачивалась у микрофона. Ее тоненькая шейка была вытянута до предела, руки закрывали поднятое вверх лицо, ни глаз, ни носа не было видно, рта, впрочем, тоже.
Чем дольше лилась песня, вернее, ария, тем больше меня охватывало восхищение пополам с глубочайшим изумлением. Теперь мне понятно, отчего Волков мигом ухватился за Майю! Девочка уникально талантлива! Но где она научилась так петь? Конечно, я профан в музыке, но, на мой совершенно дилетантский взгляд. Майе впору выступать не только в Большом театре. Ее с восторгом возьмет «Ла Скала»! Неужели Лариска никогда не слышала свою дочь? Да быть того не может!
Повисла секундная тишина. Потом зал взорвался аплодисментами. Публика засвистела, затопала ногами, застучала руками по подлокотникам кресел…
Я повернулась в Дымову:
– Ну и как?
Желчное лицо Павла сморщилось и стало похоже на мордочку старого шимпанзе.