Фокус с зеркалами

— Яды, конечно, обладают некоторой притягательностью… Это нечто более утонченное, чем револьверная пуля или какой-нибудь пошлый кинжал. Что же касается специальных познаний в этой области, то их у меня нет.

— Держали ли вы у себя когда-нибудь мышьяк?

— Чтобы подсыпать кому-то в сандвичи после спектакля? Неплохая идея. Вы не знаете Розу Глайден? Эти актрисы воображают, будто они известны всем. Нет, о мышьяке я никогда не думал. Его, кажется, можно извлечь из гербицида или из липучки для мух.

— Как часто вы здесь бываете, мистер Рестарик?

— Раз на раз не приходится, инспектор. Иногда не бываю по многу недель. Но по мере возможности стараюсь приезжать на выходные. Я до сих пор считаю Стоунигейтс родительским домом.

— И миссис Серроколд поощряет это?

— Вы не представляете, скольким я обязан миссис Серроколд, я перед ней в вечном долгу… Столько понимания, сочувствия и любви…

— А еще, кажется, немало наличных денег?

На лице Алекса выразилось легкое отвращение.

— Она считает меня своим сыном и верит в меня, в то, что я делаю.

— Она когда-нибудь говорила с вами о своем завещании?

— Да, конечно. Но могу я спросить вас о цели ваших вопросов, инспектор? С миссис Серроколд что-нибудь случилось?

— Надеюсь, что нет, — мрачно сказал инспектор Карри.

— Что могут означать ваши слова?

— Если вы их не понимаете, тем лучше, — ответил инспектор. — А если понимаете, пусть они будут для вас предостережением.

Когда Алекс ушел, сержант Лейк сказал:

— Строит из себя не поймешь кого.

Карри покачал головой.

— Трудно сказать. Может быть, он и в самом деле талантлив. А может, просто любит пошиковать да перед кем-нибудь покрасоваться. Неизвестно. Говорит, будто слышал чей-то топот. Готов спорить, что это он выдумал.

— С какой-то целью?

— Именно с особой целью. Нам пока неясно, с какой. Но мы докопаемся.

— Возможно, сэр, что один из их парнишек все-таки сумел тайком выбраться из здания Школы. Среди них могут быть и взломщики, а если так…

— Именно это нам и хотят внушить. Очень удобная для всех версия. Голову даю на отсечение, что на самом деле все совсем не так.

2

— Я сидел за роялем, — сказал Стивен Рестарик, — и тихонько бренчал, когда началась ссора между Льюисом и Эдгаром.

— Что вы в этом момент подумали?

— По правде сказать, не принял всерьез. У бедного малого бывают подобные приступы злобы. Он, конечно, не то чтобы псих. Он, так сказать, выпускает пар. Ведь все мы подтруниваем над ним, особенно, конечно. Джина.

— Джина? То есть миссис Хадд? Почему же особенно она?

— Потому что она женщина. И красивая женщина. И потому, что она находит его смешным. Она наполовину итальянка, а у итальянцев есть некая врожденная жестокость. У них нет сочувствия к старым, уродливым и прочим убогим. Они тычут в них пальцами и насмешничают. Именно это проделывает Джина. Не впрямую, конечно. Она его не считает за человека. Нелепый, надутый, а в глубине души неуверенный в себе. Он хочет произвести впечатление, а выглядит просто глупо. Но ей нет дела до того, что бедняга очень страдает.

— Вы хотите сказать, что Эдгар Лоусон влюблен в миссис Хадд? — спросил инспектор Карри.

— Да. Мы все более или менее в нее влюблены, — весело ответил Стивен. — Ей это нравится.

— А ее мужу это тоже нравится?

— Нет, ему это совсем не нравится. И он очень страдает, бедняга. Но долго так продолжаться не может. Я имею в виду их брак. Он скоро распадется. Это был обычный роман военного времени.

— Очень интересно, — сказал инспектор. — Но мы ушли от темы нашего разговора. От убийства Кристиана Гулбрандсена.

— Да, конечно. Только об этом мне совершенно нечего вам сказать. Я сидел за роялем и встал, только когда наша милая Джолли принесла связку ржавых ключей. И попробовала подобрать ключ к двери кабинета.

— Итак, вы сидели за роялем и продолжали играть?

— Аккомпанируя битве не на жизнь, а на смерть, которая шла в кабинете Льюиса? Нет, я перестал играть, когда темп борьбы в кабинете стал слишком бурным. Не то чтобы я сомневался в исходе боя. Льюис обладает тем, что я назвал бы испепеляющим взглядом. Он легко мог остановить Эдгара, просто взглянув на него.

— Однако Эдгар Лоусон дважды в него выстрелил.

Стивен покачал головой.

— Это был спектакль. Эдгар получал от него удовольствие. Моя милая мамочка тоже обожала устраивать подобные спектакли. Она не то умерла, не то с кем-то сбежала, когда мне было всего четыре года, но тем не менее я помню, что она хваталась за револьвер, если ее что-нибудь расстраивало. Однажды она это проделала в ночном клубе. Изрешетила стену. Стреляла она отлично. В общем, наделала немало хлопот. Она была русской балериной.

— Вот как? Можете ли вы сказать, мистер Рестарик, кто вчера вечером выходил из Зала — в интересующий нас промежуток времени?

— Уолли выходил чинить электричество. Джульетта Беллевер — чтобы подобрать ключ к двери кабинета. Больше вроде никто.

— А вы заметили бы, если бы вышел еще кто-то?

Стивен задумался.

— Едва ли. Особенно если на цыпочках, тихонько. В Зале ведь было очень темно. И шла битва, к которой мы все напряженно прислушивались.