Фокус с зеркалами. Зернышки в кармане. В неизвестном направлении. Хикори, Дикори, Док...

— Так вы хотите отсюда выбраться?

— Господи, вы еще спрашиваете!

— А как вы попали сюда из Парижа?

— Никто меня не похищал, если вы это имеете в виду, — грустно усмехнулся Беттертон. — Я приехал по доброй воле, своим ходом, с большим воодушевлением.

— Вы знали, что едете сюда?

— В смысле в Африку? Нет, не знал. Меня поймали на незатейливую приманку. Мир на земле, свободный обмен научными достижениями между учеными всего мира, избавление от капиталистов и поджигателей войны — обычные словеса. Этот малый, который приехал с вами, Питерс, угодил в такую же ловушку.

— А по прибытии сюда все оказалось не так?

Беттертон снова горько усмехнулся.

— Сами увидите. Может быть, в какой-то мере все именно так, но это не то, что мы себе представляли. Свободой здесь и не пахнет.

Он присел рядом с ней, хмурясь собственным мыслям.

— То же самое доконало меня дома. Чувство, что за тобой постоянно следят. Все эти меры безопасности, когда надо отчитываться о своих действиях, о своих знакомствах… Наверное, это необходимо, но здорово действует на нервы… И тут появляется некто с весьма заманчивым предложением… А кончается все тем, что ты оказываешься здесь!

— Вы хотите сказать, что попали в такие же условия, от которых пытались бежать? И слежка здесь такая же, если не хуже?

Беттертон взволнованно откинул волосы со лба.

— Не знаю, — сказал он. — Право, не знаю. Полной уверенности у меня нет. Может быть, я все это себе вообразил, и на самом деле никто за мной не следит. Зачем им это? Стоит ли себя утруждать, если я и так в тюрьме?

— Так это совсем не то, что вы себе представляли?

— То-то и оно, что в некоторой степени все здесь именно так, как я представлял. Условия для работы великолепные, любые средства, любые приборы. Работай сколько хочешь — хоть весь день напролет, хоть полчаса в сутки. Все необходимое к твоим услугам — еда, одежда, жилье, но каждую секунду ты сознаешь, что находишься в тюрьме.

— Знаю. Когда сегодня за нами захлопнулись ворота, это было ужасно, — поежилась Хилари.

— Ну что же, — казалось, взял себя в руки Беттертон. — Я на ваш вопрос ответил, теперь ваша очередь. Зачем вы явились сюда, выдавая себя за Олив?

— Олив… — начала Хилари и осеклась, подыскивая нужные слова.

— Что с нею? Что случилось? Что вы пытаетесь мне сказать?

Хилари с жалостью взглянула в его растерянное лицо.

— Мне было страшно при мысли, что придется сказать вам об этом.

— Значит… С ней что-то случилось?

— Да. Я сочувствую вам… очень сочувствую… Ваша жена погибла. Она летела к вам, но самолет потерпел аварию. Она попала в больницу и там через два дня скончалась.

Беттертон уставился прямо перед собой, стараясь не выдать никаких чувств, и негромко произнес:

— Так Олив умерла? Понятно…

Последовало долгое молчание. Затем он повернулся к Хилари.

— Ладно. Это мы разъяснили, пойдем дальше. Вы выдали себя за нее и явились сюда. Зачем?

На этот раз у Хилари был готов ответ. Том Беттертон решил, что ее послали, как он выразился, «вызволить его отсюда». Это не соответствовало действительности. На самом деле ей было поручено собирать информацию, а не устраивать побег человеку, который по доброй воле оказался в этом положении. Кроме того, она не могла ничего организовать, поскольку была такой же пленницей, как и он.

Полностью довериться ему было бы опасно. Беттертон явно на грани срыва и в любой момент мог, что называется, «пойти вразнос». Ожидать, что при этом он сохранит тайну, не приходилось.

Вслух она сказала:

— Я была вместе с вашей женой в больнице, когда она умирала. Я вызвалась попытаться добраться до вас, выдав себя за нее. Ей нужно было вам кое-что передать.

— Но послушайте… — нахмурился он.

— Это не так невероятно, как кажется. Видите ли, я всегда очень симпатизировала этим идеям… ну, о которых вы только что говорили. О свободном обмене научными идеями, о новом мире — все это было мне очень близко. И потом, мои рыжие волосы… я рассудила, что они ожидают рыжеволосую женщину примерно моего возраста, так что я смогу проскочить. Во всяком случае, мне казалось, что попробовать стоит.

— Да, — согласился Беттертон. — Волосы у вас точь-в-точь как у Олив.

— И потом, ваша жена настаивала, чтобы я передала вам…

— Ах да. Что именно?

— Она просила сказать, чтобы вы были осторожны… очень осторожны… что вам грозит опасность со стороны некоего Бориса.

— Бориса? Вы имеете в виду Бориса Глыдра?

— Да. Вы его знаете?

— Я его никогда не видел, — покачал головой Беттертон. — Но я слышал о нем. Он родственник моей первой жены.

— А чем он может быть опасен?

— Что? — отстранение переспросил Беттертон.

Она повторила вопрос.

— А, вы об этом… — Мысли его, казалось, витали где-то далеко. — Не знаю, чем он может быть опасен для меня, но он по всем статьям опасный тип.

— Чем же он так опасен?

— Ну, он один из этих полубезумных идеалистов, которые с легкостью уничтожат половину человечества, если сочтут, что это будет оному человечеству во благо.

— Я хорошо себе представляю этот тип людей.

Ей и впрямь, непонятно почему, показалось, что она с ним прекрасно знакома.

— Олив встречалась с ним? Что он ей сообщил?