Фокусник из Люблина

«Язык рабства, который надо забыть» — точка зрения сионистов. «Зачем нам идиш, если мы уже принадлежим другой культуре?» — говорят ассимилированные евреи. Но Башевис-Зингер возражает: «Некоторые считают, что идиш — мертвый язык. То же самое говорили про иврит две тысячи лет подряд. Его возрождение в наше время просто чудо… Идиш еще не сказал своего последнего слова. Он таит в себе сокровища, не ведомые миру…». И еще: «Меня часто спрашивают, почему я пишу на мертвом языке? Мне нравится писать и рассказывать о духах, призраках и привидениях. Язык, который умирает, больше подходит для того, чтобы писать о лапетутниках, о проказливых чертенятах, о злых бесах. И чертям, и привидениям нравится идиш. Насколько я знаю, именно на идиш они и разговаривают».

До сих пор здесь ничего не сказано о «литературных достоинствах» произведений писателя. Об этом написано достаточно. Но мой очерк — не литературоведческая работа. Могу сказать лишь о своих впечатлениях и ощущениях. Что же так завораживает и привлекает в произведениях Зингера? Великолепные, мастерски сделанные описания природы? Нет, пожалуй. Этим он нас не балует, да и не удивишь нас, избалованных, читающих по-русски. Изумительно выписанные психологические типы? Тоже нет. Писатель говорит и говорит, рассказ течёт и течёт, и действуют не слова, а вот этот вялый, как будто безразличный тон. Ведется монотонное, неторопливое повествование на так называемом «мёртвом языке», и язык возвращается к жизни — язык, полный оптимизма, человечности, неизбывного мягкого и горького юмора. А мы — мы не можем оторваться, мы следуем за автором, пусть даже и с помощью переводчика. Так в чём же секрет? В чём «тайна творчества писателя»? Не знаю. Наверно, понять это нам пока не дано. А может, и не надо пытаться. Должны же иногда оставаться на белом свете неразгаданные тайны.

* * *

И последнее. Об этом трудно и не хочется говорить, но не говорить — нельзя. Основная тема прозы Башевиса-Зингера — ушедший мир польского еврейства: образ жизни, традиции, легенды и предания. Чудотворцы, мистики…

Но произошла КАТАСТРОФА. Мир после Освенцима стал другим. «После Освенцима нельзя писать стихи» — вот чувства и мысли многих. А немецкая еврейка Нелли Закс, чудом спасшаяся, уехала из Германии в мае 1940 года при энергичной помощи Сельмы Лагерлёф — только тогда и стала писать стихи. «Страшные переживания, которые привели меня на край сумасшествия и смерти, выучили меня писать. Если бы не умела писать, не выжила бы. Писать меня учила смерть. Мои метафоры — это мои раны» — её слова[49].

После Освенцима появилась Декларация прав человека. ЧЕЛОВЕКА! После Освенцима не могло, не должно было оставаться прежним христианство. После Катастрофы — только тогда! — христианский мир очнулся. Не сразу. Однако папской Буллой с евреев снято обвинение в распятии Христа. Появилась надежда на диалог. Но такому диалогу должно предшествовать покаяние. Западное христианство через покаяние прошло. Православию покаяние только предстоит. Одним из первых шагов на этом пути должно стать разрушение ложных мифов и стереотипов. Что знают в России о евреях, об иудаизме? Зачастую — увы! — почти ничего. Необходим диалог. Узнавание друг друга. И эта книга издательства «Амфора» — неоценимый подарок читателю.

Нина Брумберг