Фол последней надежды (СИ)

Субботина Ангелина: Насчет завтрака — я за. Можем взять Абрикосову и Бо за твой неприкасаемый столик?

Громов Иван: Уф, я уж подумала, ты пересекла границу и выкинула симку. Можем. Я хотел побыть вдвоем, но против тусовки ничего не имею.

Субботина Ангелина: Кстати, насчет тусовки. Что там с той вечеринкой? Если вы с Бо идете, то и я тоже.

Громов Иван: Геля, нет.

Громов Иван: Блин, это не потому, что я не хочу идти с тобой. Это вообще все мутная история, мы впрягаемся ради Тараса. Тебе там делать нечего.

Я печатаю «я сама разберусь», на несколько секунд зависаю, разглядывая эту фразу. Потом стираю и пишу просто «спокойной ночи». Не знаю, почему вообще так зацепилась за эту вечеринку. Но я действительно разберусь сама и, конечно, уже не сегодня.

Напоследок открываю диалог с Ариной и пишу ей. Вдруг не только Бо на меня обижен?

Субботина Ангелина: А я абрикос, на юге рос! Аринка, расскажешь мне про свой кудрявый метод? Завтра после школы у тебя или у меня.

Абрикосова Арина: Вау! Неужели Суббота перестанет вытягивать волосы?!

Абрикосова Арина: Расскажу, покажу, все потестим. Лучше у тебя. У бабушки новый эпизод.

Субботина Ангелина: Договорились. Жэ тэм.

Абрикосова Арина: Ага. Сени севийорум. До завтра, бейба.

Субботина Ангелина: Ту мач иностранных слов.

Абрикосова Арина: Шат ап *смайлик сердечка*

Я беззвучно смеюсь, откладывая свой телефон. Закрываю глаза и чувствую, что вот-вот провалюсь в сон. И уже где-то на границе, в полудреме, я думаю о том, какая моя подруга сильная. «Новый эпизод» — так в семье они говорят о моментах, когда их бабушка теряет связь с реальностью. Каково жить с любимым человеком, который сошел с ума, и его окошко в сознание становится все уже и уже?

Глава 40

Ваня

— Вадик, тихо ты.

— Да что я делаю?

Какая-то возня, тихие смешки.

— Вадик, все! Мы что, подростки? У Вани будильник уже звонил.

— Ваня уже взрослый.

— Вот именно! Сядь и ешь. Кофе будешь?

— Я разве какой-то день не начинал с кофе?

Стоя в коридоре, я улыбаюсь. Хоть с отцом у меня сложные отношения, я безмерно уважаю его за то, как он относится к маме. Удивительно, что они до сих пор любят друг друга, и что остаются настолько тактильными. На людях они тоже часто касаются друг друга, но иначе. Отец может приобнять маму за талию, взять за руку, а она ненароком ведет пальцами по его шее, даже когда они разговаривают с кем-то другим. А когда оказываются вдвоем, тут же превращаются в школьников. Как будто я не замечаю, как они иногда зажимаются, когда думают, что я не вижу. Это, честно говоря, по большей части неловко, но в чем-то даже мило. Изображают взрослых и степенных, а при любой возможности друг друга трогают, обнимают и хихикают, как малолетки. А уж как они щипаются и заигрывают. Классно, когда после стольких лет брака, остается такое влечение. Мы с парнями обсуждали это как-то раз, и я понял, что такая ситуация — скорее редкость. Было похоже на открытие, ведь я думал, что все семейные пары ведут себя одинаково.

Когда разговор на кухне наконец приобретает будничный тон, я выхожу из коридора.

— Доброе утро! — здороваюсь бодро.

— Привет.

— Доброе утро, Ванюш.

Они тут же начинают изображать благообразных родителей. Отыгрыш — как у актеров из второсортного сериала по телевизору. Это смешит меня еще сильнее.

Хмыкаю и качаю головой.

— Мам, чай сделаешь? Я пока умоюсь.

— Конечно.

Пока чищу зубы, другой рукой снимаю блокировку с телефона, пишу Геле, что встречу ее на аллее у школы. Пока жду ответ, бегло пролистываю ее последние фотографии. Читаю подписи и вдруг начинаю смеяться, забрызгивая зеркало зубной пастой.

Ну и девчонка. С ней было весело в детстве, это я помню. Но последнее время мы не особенно общались, а за ее соц сетями я не следил. Лайкал фотки, когда в ленте попадались, а в текст и вовсе не вчитывался. Оказывается, она очень смешная и умная. Когда человек тупой, так тонко шутить не получится.

Вытираю зеркало, умываюсь и возвращаюсь к родителям.

Завтракаем все вместе в удивительно приятной атмосфере. У меня хорошее настроение, так что я пропускаю мимо ушей все шпильки отца и напрягаюсь только в конце. Когда я поднимаюсь из-за стола, а он говорит:

— Выглядишь счастливым. Отсутствие футбола идет тебе на пользу.

Гнев горячей волной опаляет мои веки, заставляя на секунду ослепнуть. Приходится до боли сжать зубы, чтобы не сорваться на него. Чтобы не заорать, не стукнуть кулаком об стол, как самый примитивный вспыльчивый школьник.

Мама подходит и, поглаживая мою напряженную спину, с укоризной в голосе говорит отцу:

— Вадик.

Это ее универсальный прием. Просто называет его по имени особенным тоном. Должен сказать, в большинстве случаев реально срабатывает, и он затыкается. Я бы не отказался от такой суперсилы.

В этот раз он тоже молчит. Но смотрит с такой отвратительно снисходительной улыбкой, что меня аж тошнить начинает. Сразу понимаю, что он транслирует. Я взбалмошный ребенок, он — познавший жизнь взрослый. Класс.

Мне удается выдохнуть и сказать спокойно:

— Жаль, что ты ничего обо мне не знаешь, пап.