Фол последней надежды (СИ)

— Такая же как ты, — парирую я.

Он самодовольно улыбается:

— Я старше на пятнадцать минут.

— Бо, не драконь меня!

Я оборачиваюсь через плечо, на самом деле думая только о том, что сказал Ваня. Мне катастрофически не хватает подробностей. Что за скаут, из какой команды, он будет смотреть только Громова или всех? И почему Бо мне об этом не рассказал?

Глава 3

— Энж, тебе не надоело? — вдруг интересуется брат.

Смотрит на меня пронизывающим откровенным взглядом. Конечно, он все обо мне знает, как и полагается моей настоящей второй половине. Но, наверное, даже он не в курсе того, насколько глубоко я увязла. Иначе не задавал бы таких вопросов.

— Ты чего меня лечишь? Пошел за мясом, так иди.

Он тяжело вздыхает и целует меня в лоб. Кажется, мы еще никогда всерьез не ругались, а вот бесконечные добродушные перепалки — это по нашей части.

Потом Бо отстраняется и смотрит на меня, прищурившись, и я прекрасно знаю, что он хотел бы сейчас сказать. Но он молчит. И за это я безмерно ему благодарна.

Так что мы просто идем к мангалу и забираем мясо, которое он заботливо оставил греться.

Брат забирает большое блюдо с шашлыком, я гашу свет над баней, подбираю спички, нож и все, что Богдан разбросал в радиусе пяти метров.

Все это время недовольно ворчу:

— Послали небеса братца. Когда-нибудь ты женишься, и твоя жена тебе жопу оторвет за такое отношение к порядку

— Порядок? — он делает непонимающий вид. — Это что такое?

— Вот именно, дурачина.

— Позволь напомнить, что дурачина вчера за контрольную по алгебре пятерку получил, в отличии от…

Не дожидаясь продолжения фразы, отвешиваю ему безобидный тычок под ребра.

— Ай! Энж, ты садист чистой воды.

— Неправда, я вообще котик!

Беззлобно переругиваясь, мы возвращаемся в дом. Уже когда скидываю кроссы на веранде, чувствую, как по телу проходит легкая нервная дрожь. Так всегда бывает, когда рядом Громов. Но за долгие годы я привыкла держать себя в руках. Улыбаясь так неотразимо, как только могу, иду за Богданом в зал. Сначала помогаю брату пристроить блюдо на столе и только потом смотрю на Ваню. Он увлеченно строчит сообщение в телефоне.

Наверняка, ей.

Но одних догадок мне мало. Поэтому я обхожу стол, тянусь за салфетками, которые стоят за спиной Громова на старом серванте, который достался нам от бабушки. Бросаю быстрый взгляд на дисплей Ваниного телефона. Бум. Сердце бьется в горло. Бум. Разве ты не этого хотела? Бум. «Алена» и смайлик сердечка разрывают мое собственное сердечко в клочья. В очередной раз. Не первый и далеко не последний, я точно это знаю. Бум. Принимай последствия своего любопытства, Ангелина.

Со стеклянным взглядом и прилипшей к лицу улыбкой я ставлю салфетки на стол и сажусь на свое место. Беру шашлык и какие-то овощи, но такое ощущение, что пищевод сузился до диаметра карандаша, при всем желании не смогла бы протолкнуть туда хоть что-то.

Так что я встряхиваю светлыми волосами, на укладку которых потратила тридцать минут, и бойко включаюсь в беседу:

— Кого подписали, Вадим Антонович?

— Геля, — с мягкой укоризной говорит папа.

Ванин отец, напротив, со вкусом смеется, откинувшись на спинку стула. Поднимает бокал вина и указывает им в мою сторону:

— А Гелик надежды не теряет, каждый раз выведывает подробности.

Я морщу нос и улыбаюсь:

— Природное любопытство, Вадим Антонович! Больно работа у вас интересная.

— Главное, прибыльная, — он беспечно смеется, но я уже знаю, что эта шпилька, которая кажется ему безобидной, направлена в сторону нашего папы.

Па добродушно улыбается:

— Когда-то, Вадик, для тебя это не было главным.

— Времена меняются, Гош.

Папа кивает и тянется к нему бокалом. Они чокаются и переглядываются как-то по-особенному. Всегда так делают. Как будто ведут какой-то молчаливый диалог. Это не удивительно, папа и Вадим Антонович знакомы с института, таких обычно называют «заклятые друзья». Бесспорно близкие, но словно всегда немного соперничают. Не знаю только, в чем, если Ванькин отец футбольный агент, а наш — тренер. Хитрость и деньги против почти бескорыстной самоотдачи.

Глава 4

Я машинально оглядываю родителей Вани, уделяя особое внимание их одежде. Выглядят дорого. Даже несмотря на то, что приехали на дачу. На секунду поджимаю губы, расстроенная тем, что все-таки немного им завидую.

Тогда я поворачиваюсь к Бо в поисках поддержки, и он, как всегда, чувствует. Ободряюще улыбается и сжимает мой локоть.

— Вань, вылези из телефона будь добр, — говорит Вадим Антонович, и это та ситуация, где я рада стальным ноткам в его голосе.

Громов младший закатывает глаза, но смартфон откладывает. Наконец-то.

Переживет твоя Алена без бесконечных сообщений.

— Как, пацаны, ваши дела? — интересуется папа, с аппетитом уплетая шашлык.

Бо со смешком говорит:

— А то ты не знаешь.

— Да знаю, конечно.

— Да все кайф, пап.

— Богдан, тебе вечно все кайф.

Брат широко улыбается:

— Мое жизненное кредо.

Папа качает головой и переключается на Ваню:

— А ты, боец?

Все за столом поворачиваются в одну сторону, но не к Ваньке. Мы смотрим на его отца. У того лицо будто подергивается коркой льда. Но он молчит, вижу, сдерживается.