Фол последней надежды

— Ну давай, беги, — говорит мне подруга.

— Куда?

— К Ване, дурында. Теперь тебе можно. Ты же Громова.

— Не хочешь со мной? Поздравить Бо и Тараса?

Арина мнется, и я пользуюсь этой заминкой, утягивая ее за собой. Бежим по проходу между сидений и выходим на поле. Держась за руки, идем к ребятам. Я чувствую, что Абрикосова сильнее вцепляется в мою ладонь, и отрываю ее почти насильно. Подталкиваю к Богдану, стараясь не думать о том, что это похоже на маленькое предательство. Будем считать, что это хитрость во имя любви. Сама я бегу к Ване и запрыгиваю на него, сцепив ноги за его спиной.

Он подхватывает меня под ягодицы и смеется:

— Что там насчет детей, Субботина?

— Я думала, ты не слышал.

— О, поверь, именно это ты прокричала очень громко!

Ваня опускает меня на землю и чмокает в губы. Говорит:

— Геля, я весь мокрый.

— Ничего. Просто пахнешь как мокрая собака, а так окей.

Он щипает меня за бок:

— Мы обнимались, так что теперь ты пахнешь так же.

— И мне это о-о-очень нравится.

Мы снова целуемся, и к нам подходит Ванин отец. С ним рядом мужчина в светлом бомбере.

Вадим Антонович откашливается и говорит с напряжением в каждом звуке, как будто пересиливает себя:

— Вань, на пару минут можно? Мы с Русланом пообщались уже немного, думаю, тебя может заинтересовать его предложение.

Скаут протягивает руку и иронично замечает:

— Да, Руслан — это я. Очень приятно, Ваня Громов.

— Взаимно. Давайте поговорим.

— Кстати, — говорит Руслан, — чтобы вы знали, Ваня, я готов был побороться за вас и до беседы с вашим отцом. Обсудим?

— С удовольствием.

Я показываю Ване два сжатых кулачка, и он кивает. Отходит в сторону со скаутом, а я остаюсь с его отцом вдвоем.

Спрашиваю:

— Как вам игра?

— Отличная, — отвечает он со вздохом.

— Вы давно последний раз видели, как он играет?

— Пару лет назад.

— Не жалеете?

— О том, что не приходил на игры? Или о том, что пытался ему помешать? — прищуривается Вадим Антонович.

Я совершенно не смущаюсь. Если он говорит об этом открыто, то и я могу.

Задорно улыбаюсь:

— Нет, о том, что наверняка напели этому Руслану, какой Ваня классный.

Он хмыкает, смотрит на меня сначала молча, потом разводит руки в стороны:

— Время покажет.

— Ваня замечательный. Он еще не раз вас приятно удивит, — говорю запальчиво.

Он пару раз медленно кивает, глядя на своего сына. Потом тихо спрашивает:

— Он злится на меня?

— Конечно. Вы бы тоже злились.

— Есть идеи, как я могу все исправить?

— Вы же старше, — я улыбаюсь, — вы должны понимать, что в одну секунду все не исправить. Но знаете, одна идея все-таки есть.

Вадим Антонович скрещивает руки на груди и пытается сдержать уголки губ, которые ползут вверх:

— Что-то мне подсказывает, что вот об этом я точно пожалею. Ну, рассказывай.

— Как вы относитесь к большим косматым дворнягам? И трехлапым котам?

Эпилог

Ваня

Глядя на то, как «дворники» сметают крупные хлопья снега с лобовухи, я отстраненно думаю о том, что, наверное, впервые в своей жизни так рад межсезонью.

— Ванюш, а мы хотя бы больше сорока едем?

Убираю одну руку с руля, чтобы погладить круглый Гелин животик. Всего на секунду, потому что за дорогой я слежу маниакально внимательно.

Говорю:

— Не волнуйся, Котенок, если что, я оплачу штраф.

— Штраф за самую медленную езду. Про тебя во всех пабликах напишут. «Новость-шок! Футболист сборной Иван Громов нарушает закон».

Она хихикает над своей шуткой и открывает окно.

— С ума сошла? — нажимаю кнопку, чтобы поднять стекло с ее стороны. — Тебя продует.

— Господи, Громов, мне уже не терпится родить, чтобы ты от меня отстал.

— У нас еще четыре недели, придется потерпеть.

— Слышала? — Геля наклоняется к животу. — Четыре недели тотального контроля.

Я смеюсь:

— Да ладно тебе. Я разве настолько невыносим?

— Нет, конечно, я просто прикалываюсь. Потом уедешь на сборы, и я, когда заскучаю, буду с нежностью вспоминать, как ты не давал мне открыть окно и купил ужасно колючую шапку.

— Она с шерстью.

Геля смеется:

— Да я знаю! — и, вздохнув, добавляет, — Скорей бы уже доехать. Аринка там мясо запекла, салатиков наделала.

Я улыбаюсь. Думаю — ну что за чудо, девочка моя любимая. Так мечтательно говорит о еде, что хочется накормить ее всем, что она только захочет. Хорошо, что я подготовился.

Говорю:

— Если откроешь бардачок, то найдешь шоколадку.

— С воздушным рисом?

— Других не держим.

— Ваня, ты лучший муж на свете!

— Да, говори, говори, мне очень нравится.

Геля строит мне умильную рожицу и шуршит упаковкой шоколадки.

Удовлетворенно вздыхает, устраиваясь на сидении поудобнее:

— Ладно, теперь я готова дотерпеть до конца.

Мы спокойно доезжаем до нужного дома, паркуемся, я помогаю Геле выйти из машины. Пока идем к подъезду, она шутит, что хожу я еще медленнее, чем веду машину. Я улыбаюсь, с большим удовольствием позволяю ей подтрунивать над собой.

Наверное, сейчас я чуть лучше понимаю своего отца, потому что двух моих девочек хочется опекать и даже, о ужас, контролировать. И уже начал прикидывать, какие часы с GPS куплю дочери. До этого, правда, еще далеко. Пока моя задача — пережить Гелины роды и не сойти с ума от волнения.