Говоря о "сиянии, более древнем, чем христианская цивилизация", Фолкнер продолжал: "Может быть, это связано с Линой Гроув, в которой есть нечто от язычества — приятие всего, желание иметь ребенка, которого она отнюдь не стыдится — неважно, есть у него отец или нет, — она просто следует принятым законам того времени, когда ей надо найти отца ребенку, и она находит его. Но что касается ее, то ей и не особенно нужен для ребенка какой-нибудь отец, не более, чем женщинам, рожавшим от Юпитера, нужен был дом или отец ребенку. Достаточно было иметь ребенка. Вот и все, что означает это название, — просто отблеск света, более старого, чем наш".
Фолкнер приступал к роману "Свет в августе" в расцвете творческих сил. Он потом говорил, что "в жизни писателя есть период, когда он — не буду подбирать других слов — плодоносит. Потом кровь начинает пульсировать медленнее, кости становятся более ломкими, мускулы менее эластичными, к тому же у него появляются другие интересы, но мне кажется, что в жизни писателя один раз бывает период, когда он пишет в полную силу своего таланта плюс скорость. Потом скорость спадает, но не обязательно, чтобы одновременно происходило увядание таланта. Однако бывает в жизни период, когда они полностью совпадают. Скорость, сила, талант — все в расцвете. Писатель, как говорят американцы, "горячий".
Вот в таком «горячем» творческом состоянии Фолкнер сел писать "Свет в августе". Талант его стал более зрелым, видение мира — шире и глубже. Формула, впоследствии отчеканенная Фолкнером, но задолго до этого продуманная и выношенная, — "Меня интересуют главным образом люди, человек в конфликте с самим собой; со своим собратом, со своим временем и местом, где он живет, со своим окружением", — приобретала новое, более емкое, теперь уже социальное звучание. Фолкнера начинает уже в новом аспекте волновать проблема человек и общество.
Много лет спустя Фолкнер выразит эту мысль следующими словами: "Человек гораздо важнее, чем его окружение, чем все законы и все эти жалкие и убогие деяния, которые он совершает, как раса, как нация, важно одно — человек, в это надо верить, никогда этого не забывать".
Можно предположить, что именно в период, предшествовавший созданию романа "Свет в августе", Фолкнер с особой обнаженностью столкнулся в своих раздумьях о Человеке с тем, что проблемы нравственные так тесно переплетены с проблемами социальными, что разделить эти нити в клубке человеческой судьбы невозможно, и, видимо, надо описывать этот клубок во всей его запутанности, в сложном, подчас причудливом переплетении разнохарактерных, разнородных, но неразделимых нитей. Каждый человек несет в своем сознании неизгладимые следы своего прошлого, своего окружения, воспитания, данного ему, убеждений и предрассудков, заложенных в него обществом и людьми.
"Роман сам избирает свою форму", — не раз утверждал Фолкнер. Так произошло и с романом "Свет в августе". Сложность затронутых в нем проблем продиктовала и сложную композицию романа, в котором сосуществуют несколько историй, почти независимых сюжетов, связанных между собой, казалось бы, почти случайно, только по воле автора. Но, заканчивая роман, читатель ощущает, что только соседствование и взаимодействие этих как будто независимых друг от друга жизненных историй дает смысл всему повествованию, обнажает и формирует мысль писателя, идеи, которые он хотел выразить.
На первый взгляд утверждение Фолкнера, что "это главным образом история Лины Гроув", опровергается самим романом, в котором история Лины Гроув занимает сравнительно малое место, являясь, по существу, только обрамлением романа. Но для Фолкнера важно было не количество страниц, отведенных Лине, а тот глубокий смысл, который несет в себе ее история, тот свет, который она отбрасывает на другие человеческие судьбы, собранные в этом романе.
Роман действительно начинается с Лины Гроув. Одинокая, незамужняя женщина на девятом месяце беременности, без денег, без вещей пробирается из Алабамы, по существу, неизвестно куда в поисках своего возлюбленного, который скрылся в неизвестном направлении.
Ни здесь, ни далее на протяжении всего романа Фолкнер не описывает внешности Лины Гроув. Но, представляя ее на первых страницах, писатель характеризует Лину такими краткими, однако очень емкими словами: "Из-под блекло-синего чепца, полинявшего не от воды и мыла, она смотрит спокойно и любезно — молодая, миловидная, бесхитростная, доброжелательная и живая".