Фома Гордеев

Фома смотрел на нее и видел, что наедине сама с собой она не была такой красивой, как при людях, - ее лицо серьезнее и старей, в глазах нет выражения ласки и кротости, смотрят они скучно, И поза ее была усталой, как будто женщина хотела подняться и - не могла.

Юноша кашлянул...

- Кто это? - тревожно вздрогнув, спросила женщина. И струны вздрогнули, издав тревожный звук.

- Это я, - сказал Фома, откидывая рукой нити бисера.

- A! Но как вы тихо... Рада видеть вас... Садитесь!.. Почему так давно не были?

Протягивая ему руку, она другой указывала на маленькое кресло около себя, и глаза ее улыбались радостно.

- Ездил в затеи пароходы смотреть, - говорил Фома с преувеличенной развязностью, подвигая кресло ближе к кушетке.

- Что, в полях еще много снега?

- Сколько вам угодно... Но здорово тает. По дорогам - вода везде...

Он смотрел на нее и улыбался. Должно быть. Медынская заметила развязность его поведения и новое в его улыбке - она оправила платье и отодвинулась от него. Их глаза встретились - и Медынская опустила голову.

- Тает! - задумчиво сказала ока, разглядывая кольцо на своем мизинце.

- Н -да... ручьи везде...-любуясь своими ботинками, сообщил Фома.

- Это хорошо... Весна идет...

- Уж теперь не задержит...

- Придет весна, - повторила Медынская негромко и как бы вслушиваясь в звук слов.

- Влюбляться станут люди, - усмехнувшись, сказал Фома и зачем-то крепко потер руки.

- Вы собираетесь? -сухо спросила Медынская.

- Мне -нечего... я -давно!.. Влюблен на всю жизнь...

Она мельком взглянула на него и снова начала играть, задумчиво говоря:

- Как это хорошо, что вы только еще начинаете жить... Сердце полно силы... и нет в нем ничего темного...

- Софья Павловна! - тихо воскликнул Фома. Она ласковым жестом остановила его.

- Подождите, голубчик! Сегодня я могу сказать вам... что-то хорошее... Знаете - у человека, много пожившего, бывают минуты, когда он, заглянув в свое сердце, неожиданно находит там... нечто давно забытое... Оно лежало где-то глубоко на дне сердца годы... но не утратило благоухания юности, и когда память дотронется до него... тогда на человека повеет... живительной свежестью утра дней...

Струны под ее пальцами дрожали, плакали, Фоме казалось, что звуки их и тихий голос женщины ласково и нежно щекочут его сердце... Но, твердый в своем решении, он вслушивался в ее слова и, не понимая их содержания, думал:

"Говори! Теперь уж не поверю никаким твоим речам..."

Это раздражало его. Ему было жалко, что он не может слушать ее речь так внимательно и доверчиво, как раньше, бывало, слушал...

- Вы думаете о том, как нужно жить? - спросила женщина.

- Иной раз подумаешь - а потом опять забудешь. Некогда! - сказал Фома и усмехнулся. - Да и что думать? Видишь, как живут люди... ну, стало быть, надо им подражать.

- Ах, не делайте этого! Пожалейте себя... Вы такой... славный!.. Есть в вас что-то особенное, -что? Не знаю! Но это чувствуется... И мне кажется, вам будет ужасно трудно жить... Я уверена, что вы не пойдете обычным путем людей вашего круга... нет! Вам не может быть приятна жизнь, целиком посвященная погоне за рублем... о, нет! Я знаю, - вам хочется чего-то иного... да?

Она говорила быстро, с тревогой в глазах. Фома думал, глядя на нее:

"К чему это она клонит?"

Подвинувшись к нему, она заглядывала в лицо его, убедительно говоря:

- Устройте себе жизнь как-нибудь иначе... Вы сильный, молодой... хороший!..

- А коли хорош я, так и мне должно быть хорошо! - воскликнул Фома, чувствуя, как им овладевает волнение и сердце начинает трепетно биться...

- Ах, на земле всегда хорошим хуже, чем дурным!.. - с грустью сказала Медынская.

И снова из-под пальцев ее запрыгали дрожащие нотки музыки. Фома почувствовал, что, если он сейчас не начнет говорить то, что нужно, - позднее он ничего не скажет ей...

"Господи, благослови!" - мысленно произнес он И пониженным голосом, с напряжением в груди начал:

- Софья Павловна! Будет уж!.. Мне надо говорить... Я пришел сказать вам вот что: будет! Надо поступать прямо... открыто... Привлекали вы меня к себе сначала... а теперь вот отгораживаетесь от меня... Я не пойму, что вы говорите... у меня ум глухой... но Я ведь чувствую -спрятать себя вы хотите... я вижу -понимаете вы, с чем я пришел!

Его глаза разгорались, и с каждым словом голос становился горячей и громче. Она качнулась всем корпусом вперед и тревожно сказала:

- О, перестаньте...

- Нет уж - буду говорить!

- Я знаю, что вы хотите сказать...

- Не всё вы знаете! - с угрозой сказал Фома, вставая на ноги. - А вот я всё знаю про вас - всё!

- Да? Тем лучше для меня! - спокойно проговорила Медынская.