Фома Гордеев

А тот стоял пред ним и чувствовал, что голова у него спускается на грудь и он не может помешать этому...

- Уезжает Медынская? -раздался жирный басовой голос. - Славно! Я рад...

- Позвольте - почему? - воскликнул Ухтищев. Фома глуповато улыбался и растерянно смотрел на усатого человека-собеседника Ухтищева. Тот важным жестом разглаживал усы свои, и из-под них лились на Фому тяжелые, жирные, противные слова:

- А по -отому, что в городе одной кокоткой будет меньше...

- Фи, Мартын Никитич! - укоризненно сказал Ухтищев, наморщивая брови.

- Почем вы знаете, что она кокетка? - угрюмо спросил Фома, подвигаясь к усатому господину. Тот окинул его пренебрежительным взлядом, отворотился в сторону и, дрыгнув ляжкой, протянул:

- Я не сказал - ко -окетка...

- Нельзя, Мартын Никитич, говорить так о женщине, которая...- заговорил Ухтищев убедительным голосом, но Фома перебил его:

- Позвольте! Я желаю спросить господина, что такое, - какое он слово сказал?

И, проговорив это твердо и спокойно, Фома сунул руки глубоко в карманы брюк, а грудь выпятил вперед, отчего вся его фигура сразу приняла явно вызывающий вид... Усатый господин вновь оглянул его и насмешливо улыбнулся...

- Господа! - тихо воскликнул Ухтищев.

- Я сказал -ко -ко -тка...-произнес усатый человек, так двигая губами, точно он смаковал слово. - А если вы не понимаете этого -могу пояснить...

- Да уж, - глубоко вздыхая, сказал Фома, не сводя с него глаз, - вы объясните...

Ухтищев всплеснул руками и сунулся куда-то в сторону от них...

- Кокотка, если вам угодно знать, - продажная женщина...-вполголоса сказал усатый, приближая к Фоме свое большое, толстое лицо.

Фома тихо зарычал и, прежде чем тот успел отшатнуться от него, правой рукой вцепился в курчавые с проседью волосы усатого человека. Судорожным движением руки он начал раскачивать его голову и всё большое, грузное тело, а левую руку поднял вверх и глухим голосом приговаривал в такт трепки:

- За глаза -не ругайся -а ругайся -в глаза прямо -в глаза- прямо в глаза...

Он испытывал жгучее наслаждение, видя, как смешно размахивают в воздухе толстые руки и как ноги человека, которого он трепал, подкашиваются под ним, шаркают по полу. Золотые часы выскочили из кармана и катались по круглому животу, болтаясь на цепочке. Опьяненный своей силой и унижением этого солидного человека, полный кипучего злорадства, вздрагивая от счастья мстить, Фома возил его по полу и глухо, злобно рычал в дикой радости. Он в эти минуты переживал чувство освобождения от скучной тяжести, давно уже стеснявшей грудь его тоскою и недомоганьем. Его схватили сзади за талию и плечи, схватили за руку и гнут ее, ломают, кто-то давит ему пальцы на ноге, но он ничего не видал, следя налитыми кровью глазами за темной и тяжелой массой, стонавшей, извиваясь под его рукой... Наконец его оторвали, навалились на него, и, как сквозь красноватый дым, он увидел пред собой, на полу, у ног своих, избитого им человека. Растрепанный, взъерошенный, он двигал по полу ногами, пытаясь встать; двое черных людей держали его под мышки, руки его висели в воздухе, как надломленные крылья, и он, клокочущим от рыданий голосом, кричал Фоме:

- Меня бить... нельзя! Нельзя! Я имею орден... подлец! О, подлец! У меня дети... меня все знают! Мер -рзавец... Дикарь... о -о-о! Дуэль!

А Ухтищев звонко говорил прямо в ухо Фоме:

- Пойдемте! Голубчик, бога ради...

- Погоди, я дам ему в рожу пинка...- попросил Фома. Но его потащили куда-то. В ушах его звенело, сердце билось быстро, но он чувствовал себя легко и хорошо. И на подъезде клуба, глубоко и свободно вздохнув, он сказал Ухтищеву, добродушно улыбаясь:

- Здорово я ему задал, а?

- Слушайте! - возмущенно воскликнул веселый секретарь. - Это, извините, дико! Это, чёрт возьми... я первый раз вижу!

- Милый человек! - ласково сказал Фома. - Аль он не стоит трепки? Не подлец он? Как можно за глаза сказать такое? Нет, ты к ней поди и ей скажи... самой ей, прямо!..

- Позвольте, - дьявол вас возьми! Да ведь не за нее же только вы его отдули?

- То есть как не за нее? А за кого? - удивился Фома.

- За кого? Я не знаю... очевидно, у вас были счеты! Фу, господи! Вот сцена! Вовеки не забуду!

- Он, этот самый, кто такой? - спросил Фома и вдруг засмеялся. - Как он кричал, - дурак!

Ухтищев пристально взглянул в лицо и спросил его:

- Скажите - вы в самом деле не знаете, кого били? И действительно за Софью Павловну только?

- Вот - ей-богу! - побожился Фома.

- Чёрт знает что такое!.. - Он остановился, с недоумением пожал плечами и, махнув рукой, вновь зашагал по тротуару, искоса поглядывая на Фому. -Вы за это поплатитесь, Фома Игнатьич...

- К мировому он меня?

- Дай боже, чтобы так... Он вице-губернатора зять

- Н -ну -у?! - протянул Фома, и лицо у него вытянулось.

- Н -да-с. Говоря по совести, он и мерзавец и мошенник... Исходя из этого факта, следует признать, что трепки он стоит... Но принимая во внимание, что дама, на защиту коей вы выступили, тоже...