БАБЫ РЯЗАНСКИЕ
Я и зашел: как раз было свободное время.
Сеанс уже начался. В кассе быстро выдали билет, и гражданка с карманным электрическим фонариком указала мне мое место в темном, набитом невидимыми людьми зале.
Я сел.
«Часть вторая», – подрожали на белом полотне буквы и исчезли.
Появилась картина.
Короткая улочка, дощатые дома по краям, бараки.
Вдруг замелькали ружья, револьверы. Какие-то люди в лохматых штанах, в широкополых шляпах-сомбреро выскочили из-за угла, кинулись к привязанным у крыльца лошадям, вскочили в седла.
Совсем это не было похоже на то, что я ожидал увидеть.
Совсем не было похоже Пуйко на то, что я ждал увидеть.
Короткая улочка, десятка два деревянных домишек, бараки. Какие-то люди в сапогах, в штанах, завязанных под мышками, выскочили из-за угла, кинулись к привязанным у берега лодкам, вскочили в них.
– Позвольте, что же идет? – недоуменно спросил я соседа в кино.
– Американский фильм. – И он сказал название.
– Позвольте, что же это? – спросил я Иван Иваныча, командира, и был почти уверен, что он сейчас тоже ответит мне: «американский фильм».
Но он удивленно взглянул на меня из-под своего крылечка и сказал:
– Пуйко.
Там, в Ленинграде, я поверил старой афише и попал впросак. Видно, и тут тоже.
– И это – самоеды?
– Зачем? Русские. Рыбачий поселок тут. Пески кругом замечательные – тысячи пудов красной рыбы дают на консерный завод в Аксаково.
– Вот тебе так! А где же самоеды?
– Откочевали. Хотите самоедов поглядеть, поезжайте в Хэ.
– «Зверобой» пойдет в Хэ?
– Загляните завтра, сейчас чиниться будем. Там посмотрим.
«Зверобой» подошел к пристани.
Мы собрали несложный свой багаж и сошли на берег.
Глава седьмая
Там они нашли много такого, что могло привести их в восторг, но ничего достойного удивления.
Удивительно на краю света, среди воды и хлипкой тундры, в безлюдной пустыне наткнуться вдруг на вывески: «Фельдшер». «Прием телеграмм производится…» «Общественная столовая». «Штаб».
Здесь утвердился боевой ловецкий отряд.
С десяток изб, склады. И все это – на небольшой площадке, отвоеванной у низкого, но упрямого кустарника.
От каждой избушки в болото, в тундру – долгие мосточки, и в конце их – две-три кабинки: уборные. В крошечном ловецком поселке на Конце Земли общественных уборных больше, чем было их до революции во всех городах России.
В штабе нас приняли радушно. Но в ловецкой столовой не оказалось лишних порций для всех приезжих.
Высокий остроплечий астраханец, начальник промысла, подозвал мальчика лет восьми.
– Сведи-ка товарищей на склад, отбери им маленького осетра.
Я пошел за мальчонком в обширный сарай. Там на нарах грудами лежали саженные, распластанные, золотые от жира осетры. И к потолку рядами были привешены такие же соленые рыбы. Мальчонок выбрал из самых мелких осетров одного пожирней.
– Бери, дяденька. Этот хорош будет.
Острая морда рыбины была взнуздана веревкой. Я потащил подарок за эту веревку, держа на отлете – чтобы не запачкать жиром одежды. Я держал руку с веревкой на высоте своего подбородка, а хвост маленького осетра волочился по земле. Полтораста шагов до штаба достались мне трудно: рука затекла.
Мы недолго оставались в штабе: тут люди стремительно проворачивали свои ловецкие дела, и нам не хотелось путаться у них под ногами. Мы собрались в тундру на охоту.
– Хотите, проедем на остров, – предложил молодой ловец Гриша. – Я нынче выходной, могу показать места. Может, и гусей найдем.
– Замечательно! Едем, мы готовы.
– А где же ваши сетки? Накомарники?
Сеток у нас не оказалось с собой.
– Наплевать. Не загрызут же комары.
– Как сказать? Я-то привычный, а вам советую.
Гриша достал у товарищей накомарник – один на двоих. Другие все были заняты.
Мы отправились.
Комары взяли нас в работу сразу же.
Валентин великодушно предоставил накомарник мне первому. Я натянул марлю на голову, насадил сверху кепку и почувствовал себя как лошадь, которой надели на морду мешок.
Дошли до протоки. Здесь на берегу лежали три узкие лодочки-долбленки. Валентин легко столкнул одну, смело вскочил в нее – и вдруг, как стоял с ружьем через плечо, так и лег в воду – исчез из глаз.
Это произошло так быстро и неожиданно, что на миг я опешил. В следующий миг Валентин уже выскочил из воды и шагнул на берег. Весь в тине и траве, он был похож на водяного. Меня душил хохот.
Валентин ругался, пока не обсох.
Вычистили и вытерли его ружье, спустили на воду другую лодчонку – чуть побольше – и осторожно уселись: Валентин с Гришей – в греби, я – на рулевое.
Узкая душегубка шатка и валка, – сиди, не ерзни, – и летит по воде как по воздуху.
Протокой быстро выскочили в широкий, сильный рукав Оби – на самое быстро.