Фомка-разбойник

Уже из всех чумов бежали к ним мужчины, женщины, дети. Кто кинулся к оленям, кто к людям, все были очень возбуждены, кричали, и мужчины все по очереди долго, сильно, высоко трясли руки приехавшим.

Когда я спустился вниз, обоих гостей увели уже в чумы. Женщины разбирали привязанную к нартам кладь, дети и подростки держали оленей, любовно оглаживали их спины, рога.

Олени, как собаки, вывалили языки, дышали крупно-порывисто, бурно. Их великолепные рога в мягких пушистых чехликах напоминали прихотливо разросшиеся ветви лиственниц, ветви, покрытые пушистым серым инеем. Старые животные спокойно позволяли себя гладить, молодые дичились, опрокидывали головы: глаза их выкатывались, наливались кровью. Привязанный за рога к нарте теленок-неплюй в испуге рвался всем телом, дрожал на тоненьких ногах. И у него, как у больших, рожки были в теплом сером инее – куржаке. Невозможно было удержаться – не погладить его теплую спинку. Я погладил.

Олененок подскочил на всех четырех ножках, забился на привязи.

Я поскорей отошел от него.

«Август, – вспомнил я с грустью, – месяц малиц. Шкура оленей августовского убоя идет на выделку одежды».

Два крупных крутобоких быка были привязаны позади одной из нарт. Они точно знали, что их ожидает: покорно опустили головы, стояли смирно. И только глаза их ворочались, беспокойно следили за людьми.

В конце месяца малиц сойдет с рогов пушистая кожица – живое оружие освободится от мягких ножен. Следующий месяц – месяц любви оленей – месяц жарких поединков между самцами.

Эти быки больше уже не будут участвовать в битвах, не услышат яростного стука окрепших рогов.

Неожиданное событие – прибытие оленей – взбудоражило всех самоедских собак. Ни одна уже больше не спала. Сгоряча сбежались, полаяли, но, узнав своих, замолчали, радостно замахали хвостами. Опять занялись своими делами: одни завалились спать, другие бродили, разыскивали, чем заморить червячка. Прибежавших из поселка прогнали назад.

Я думал, встречу здесь крепкую, «классную» породу красивых самоедских лаек. Какой там! Собаки тут каких угодно статей и мастей. Есть крупные, широкогрудые зверовые собаки – на лося, на медведя; есть остроухие, всех цветов и хвост крючком – соболиные, беличьи лайки. Есть просто уроды-ублюдки.

Одна только порода резко отличалась от пестрой стаи: маленькие, очень вытянутые, очень низкие на ногах и необыкновенно пушистые собачки. Издали такую легко, наверно, принять за песца: она и ростом, и статью, и цветом походит на этого зверька.

Маленькие эти собаки – знаменитые оленьи лайки, можно сказать – управляющие самоедским скотом. В кочевке у такой собаки почетное место: на нарте хозяина. По указке хозяина она любого быка, любую важенку выбьет из стада, доставит куда надо. Ее – маленькую – безропотно слушает целое стадо здоровых рогачей, боится ее.

С нескрываемым уважением я разглядывал одного из этих пушистых управляющих, когда снова разразился неистовый собачий лай – теперь в поселке. Управляющий только ушки поднял и остался на месте, а мимо нас торопливо, деловито, как на пожар, бежали большие собаки в поселок.

Пошел и я за ними.

Все собаки собрались у лавки Госторга. Там у крыльца стоял плотный кружок самоедов и зырян. Все с удивлением разглядывали невиданного зверя, только что доставленного с «Гусихина».

Удивился и я: зачем привезли сюда этого породистого густопсового русского борзого кобеля? Мне сказали: на племя.

Борзая собака в тундре! Это примерно то же, что земляника на Северном полюсе.

В прежнее время любимая была потеха у богатых помещиков: травить зайцев, лисиц и волков борзыми. Охотник верхом на лошади, без ружья, с одним кинжалом сломя голову мчит по ровному полю за борзыми. Борзые добирают зверя – бывали и такие, что один на один брали матерого волка. Охотник долой с седла – и сострунивает загнанного зверя, кончает его кинжалом.

Борзые и сейчас в цене у охотников-киргизов – в сухих и твердых степях. Но борзая в бесконечном болоте тундры – какая нелепость!

Местный служащий Госторга – зырянин с волосами цвета рязанской ржи – терпеливо вводит меня в историю местного собачьего вопроса.

Он говорит: