Фон-Визин

Приди ко мне на помощь, священный восторг, оживляющий душу стихотворца, наедине размышляющего в спокойном уединении, или в средине леса, или близ текущего между дерев источника, во время ночной тишины, когда месяц освещает мир бледным своим сиянием. Как скоро восхищается душа, то и воображение сильно тогда устремляется и, прелетая смело страну созданных существ, проницает оно в царство удаленное от возможности, повсюду открывает оно чудеса, удивляющие и красоту пленяющую. Обремененное сим сокровищем, возвращается оно соединять и распоряжать различные свои орудия, в самое то время, когда управляющий разум, соображая все, определяет всему употребление. Сей-то разум избирает и отвергает неприятия нечего такова, которое бы ее могло составить согласного отношения. Когда сей священный жар приводит в сладкое забвение стихотворца, тогда часы, часы драгоценные пролетают стремительно. Достойное упражнение великих душ! Похвальное терпение не предаваться сну во время ночного пение насекомых до восхождение утренней звезды, дабы приобресть почтение и любовь тех, коих просвещенной разум знает цену каждой красоты, и дабы возбудить чувствование добродетели в чувствительных сердцах. – Справедливость повелевает потомкам почитать прах того стихотворца, который посвятил дарования свои нравам и невинности. Не погибнет во веки имя его! Слава его всегда процветать будет, в то время, как трофеи гордых победителей истлеют, и как великолепные гробы недостойных государей обветшают забвениями, среди терновых кустов, покрытые сероватым мохом, и на коих путешествующий, потеряв дорогу, редко покоится. Правда, что мало из тех, кои предпринимали воспеть сии достойные предметы, имели от природы дарование воспеть их по достоинству. Но одно их старание похвалу заслуживает. Сему посвящаю я все уединенные мои увеселение и все досужные минуты.

Спокойные часы возвращали румяную Аврору и склоняли ночные пары на тенистую землю; солнце испуская первые лучи свои из за черных кедров, на горе стоящих, одевало блестящею синевою летающие по воздуху облака, еще слабо освещенные: тогда Авель с возлюбленною своею Тирзою пошел из шалаша своего в ближайшую беседку, из ясмина составленную и розами переплетенную. Нежнейшая любовь и чистейшая добродетель вливали в прекрасные Тирзины очи сладкое веселие и прелестную приятность на румянец ланит ее. Белые власы покрывали шею, или играя на плечах, украшали тонкий ее стан.

В сем то виде, шла она подле Авеля. Возвышенное чело его покрывали своею тенью черные власы, которые далее плеч не простирались; вид, изъявляющий мысли и рассуждения его, соединялся с ясностию его взоров. Шел он с тою восторгающею приятностию, которую имеет Ангел, приявший на себя тело, являющийся смертным и посланный с радостным благовестием от Господа к благочестивому мужу, молящему Небеса в своем уединении.

О, Каин, Каин! если бы ты любил вас, ты старался бы отирать слезы наши и удалять ужас, жизнь нашу покрывающий. Ах! если хы еще почитаешь Всемогущего, который видит внутреннее; если малейшая искра детской любви горит еще в сердце твоем, то заклинаю тебя, сею любовью и сим почтением, возврати ты нам покой наш, возврати угасшую радость нашу; не питай долее злобу свою и закоренелую ненависть к брату своему, который тебя любит и старается избавить тебя от яда, душу твою заразившего. О, Каин! что возмущает душу твою? не те ли радостные слезы, которые проливаем мы, видя благочестие брата твоего? Не тот ли восторг, в который приводит нас его добродетель? Ангелы, нас окружающие, радуются о всяком добром деле, и Всемогущий с высоты небес взирает на оное милостивым взором. Неужели хочешь ты пременить природу? Невозможно то для нас, а если б и возможно было, то скажи мне, Каин, к чему, к чему сопротивляться той радости, тому восторгу, который объемлет душу?

Ночная буря, страшный гром не производят на лице веселия; страдание души не вселяет радости в человеческое сердце. Не вечно ль гоним я буду таковыми упреками? ответствовал Каин. Если веселие на мне не изображено, если нежные слезы не текут по лицу моему: разве важность мою должно приписывать гнуснейшей злобе? Рожденный с твердейшим свойством, избирал я всегда отважнейшие предприятия и труднейшие работы. Не могу и важный взор мой пременить в нежнейшие слезы; не обык орел воздыхать, как нежная горлица.

XI. Копии с справок Разрядного Архива, с родословных росписей и списков с грамот фамилии Фонвисиных