Фон-Визин

В конце жизни своей он переводил, или готовился переводить и Тацита. В журнале его, под заметкой 14-го Февраля 1790 года, находим: «Поутру послал письмо к Государыне о Таците». Сколь нам известно, ответ был неблагоприятен. Первые переводы Летописей Тацита: Румовского и Поспелова, появились уже вначале царствования Александра. В бумагах Фон-Визива не нашлось никаких следов ни перевода Овидиевых превращений, ни перевода творений Римского историка. Это потеря для нашей словесности. Особенно в переводе Тацита Фон-Визин, вероятно, имел бы хороший успех: слог его, довольно холодный и малоуступчивый, едва ли бы мог с равною удачею передать мягкость и блестящую игривость Латинского поэта. Кажется, что Государыня, под конец, уже не благоволила к Фон-Визину. Рассказывают, что он, по заказу графа Панина, написал одно политическое сочинение для прочтения Наследнику. Оно дошло до сведения Императрицы, которая осталась им недовольною и сказала однажды, шутя, в кругу приближенных своих: «худо мне жить приходит: уж и г-н Фон-Визин хочет учить меня царствовать!»

Глава XII

Предсмертный вечер Фон-Визина. – Знакомство с Дмитриевым в доме Державина. – Ответ уездного почтмейстера. – Сходство с ним некоторых критиков. – Отрывок из записок Дмитриева. – Встреча трех представителей нашей литературы. – Значение 1-го декабря. – Сравнение Фон-Визина и Карамзина, в отношении к слогу и влиянию на язык. – Фон-Визин писатель с дарованием. – Карамзин вместе с тем и художник. – Невнимание критиков к художественной стороне писателей. – Ложные от того заключения. – Литературные скороходы. – Мнение Гете о Молиере. – Общая связь событий. – Заповедь. – Заключение и цель настоящей книги

При скудости нашей в подробных и личных сведениях о многих годах из жизни Фон-Визина можем почесть особенным счастием, что имеем возможность рассказать читателям нашим, как провел он свой последний, предсмертный вечер. Живой рассказ наш взят со слов очевидца и собеседника его. Нам уже известно, что автор наш был в приятельских связях с Державиным, с которым в подобных же отношениях был и И. И. Дмитриев, оставивший в записках своих краткие, но мастерски обрисованные и занимательные заметки о личности и характере великого поэта. По изъявленному Фон-Визиным желанию Державин познакомил его с Дмитриевым. По возвращении из последней поездки в Белоруссию, куда вызвали его хозяйственные дела и тяжба, страдалец выезжал всегда в сопровождении двух молодых Шкловских воспитанников, служивших ему вожатыми и чтецами. Грустно было первое впечатление при встрече с сею едва движущеюся развалиною. Но и она была еще озарена не совсем угасшим пламенем умственной и внутренней силы. Он был еще словоохотлив и остроумен. Литература до последнего дня его была ему живым источником веселых вдохновений, бодрости и забвения житейских недугов и лишений. Параличом разбитый язык его произносил слова с усилием и медленно, но речь его была жива и увлекательна. При этом свидании он, между прочим, забавно рассказывал о каком-то уездном почтмейстере, который выдавал себя за усердного литератора и поклонника Ломоносова. На вопрос же, которая из од его ему более нравится, отвечал он простодушно: «Ни одной не случилось читать». Ответ забавный, но, впрочем, в наше время не удивительный. Если бы ныне допросить многих из так называемых критиков наших, которые повелительно рядят и судят о Ломоносове и о других, по их мнению, допотопных явлениях словесности нашей, то и они добросовестно должны были бы сознаться, что и им не пришлось читать ни Ломоносова, ни Петрова, ни Сумарокова, ни Хераскова, ни Богдановича, которых, однако же, перечитывали и изучали Жуковский, Батюшков и Пушкин. Для нового поколения нашего, которое до головокружения, беспамятства и одышки бежит за успехами века, для этих почтмейстеров новейшей литературы, озабоченных также гоньбою времени, некогда и не для чего оглядываться обратно. Они знают, и то мимоходом, только тех проезжих, которые налицо, а вчерашние давным-давно канули для них в вечность. Но обратимся к нашему рассказу и для большего удовольствия читателей уступим место самому рассказчику и приведем отрывок из собственноручных записок его, еще не изданных.