Фонарь под третий глаз

— Хм… Ну, что я могу сказать о Макарыче? — заговорил дед, ставя пустую чашку на блюдце вверх дном. — Мужик он честный, хоть и выпить любит. Да пьет-то он на свои кровные. Конечно, в его музее много не заработаешь, но Макарычу хватает. Горе у него, дамочки, — вздохнул Николай Федорович, отчего не только панама, но и тельняшка, прикрывавшая его хилый торс, пришла в движение. — Дочку его с женой в позапрошлом годе убили. В Турцию они отдыхать ездили, а когда, стало быть, домой возвращались, самолет террористы захватили. Слыхали, может? Тогда пять человек заложников погибли и стюардесса одна, да второго пилота ранили… Макарыч, когда узнал, словно умом тронулся: вроде и смотрит на меня, к примеру, а как бы и не видит. После похорон пять дней взаперти сидел, никого к себе не пускал. С утра выбирался вон до палатки нашей, водку покупал и обратно домой. Только через месяц оклемался. Но не в том смысле, что окончательно в себя пришел. Просто… Понял, наверное, что горе-то среди людей легче прятать. Но пить, однако, не бросил. Втянулся. Мне, говорит, так легче жить. Днем на работе среди всяких древностей, а вечером — с ребятами и с водкой. — Дед помолчал немного. — А вообще-то Макарыч — нормальный мужик. Менты тут все с подозрением выспрашивали насчет его благонадежности… Да я так скажу: Костян в жизни чужого не взял бы! Он и пьет-то только на свои. Нет, если халява какая, то запросто! А как же? Втянулся ведь. Но украсть чего-нибудь — ни-ни! Кристальной души человек… — Николай Федорович еще немного подумал и твердо заявил: — Даже не сомневайтесь, Макарыч в краже из музея никаким боком не замешан. Горе он свое баюкает, прошлым живет. Грабануть родной музей? Нет, не смог бы. Деньги ему не нужны, разве только на водку. А чтоб ограбить музей, мозги требуются. Макарыч свои-то пропил уже. За полтора-то года…

— Скажите, а к Константину Макаровичу никто не приходил? Я имею в виду кто-нибудь незнакомый? Женщина, может, парень какой молодой, или мужчина неизвестный… — полюбопытствовала я.

Ни секунды не думая, дед отрицательно покачал головой:

— Не, никто не ходил. Сперва, правда, сестра его Валентины — жены, значит, — заглядывала. А потом переехала куда-то, и все. Теперь даже не пишет. Эх, пропадает мужик!

— В каком смысле? — деловито уточнила Маруська.

— В обычном. Пьет. Не так, чтобы каждый день в стельку или чтобы чего-нибудь из дома таскать… — Николай Федорович понизил голос до шепота и таинственно сообщил: — В бога Макарыч уверовал.

При этих словах я вздрогнула: связываться с верующими не очень хотелось. Как правило, эти люди немного со странностями, а уж если вера помножена на хронический алкоголизм, смесь получается поистине адская. Впрочем, может, в случае с Макарычем не все так запущено?

Тут в разговор вступила Манька и задала разумный, на мой взгляд, вопрос, что неудивительно: после сладкого она неплохо соображает:

— Константин Макарович вам сам рассказал о краже из музея?

— Сам, — кивнул Николай Федорович.

— И что он говорил?

— Да ничего особенного. Ну, сперли там чего-то, железку какую-то очень ценную. Макарыч не особенно и убивался по этому поводу. Вот менты… Эти да, вертелись, как собаки блохастые. Очень им, видно, хочется это дело раскрыть.

Еще бы им не хотелось! В противном случае очень многие милицейские начальники со скандалом вылетят из своих мягких кресел.

Николай Федорович посчитал, что сказал достаточно по интересующему нас вопросу, и приступил к обычному для пенсионеров делу: он начал ругать наше правительство оптом и в розницу. Досталось всем, а особенно министру здравоохранения и министру труда. Манька внимательно слушала, изредка вставляя какие-то реплики, — словом, поддерживала светскую беседу с гостеприимным и словоохотливым хозяином. Оба были увлечены разговором, и у меня появилась возможность проанализировать сведения, полученные от Николая Федоровича.

Честно говоря, сложилось впечатление, что Константин Макарович не замешан в краже из хранилища. У мужика свое горе, и участвовать в осуществлении чьих-то хитроумных планов в отношении венской коллекции он едва ли стал бы. Однако мне не понравилось, что господин Онищенко вдруг уверовал в бога. В принципе это как раз понятно: гибель жены и дочери, нервное расстройство, шок… При таком раскладе в кого угодно поверишь. Но почему-то этот факт не давал мне покоя. Кто бы еще объяснил, почему?

— …А то как в кино получается: белые пришли — грабят, красные пришли — грабят. Куда простому мужику податься? — с чувством воскликнул Николай Федорович. В пылу дискуссии он сорвал с себя смешную панаму, под которой обнаружилась обширная плешь с редкими островками седого пуха. Внезапно дед поднял вверх крючковатый палец и, прислушавшись, со значением произнес: — О! Макарыч вернулся. Вы идите, дамочки, а то он спать завалится, тогда и домкратом не подымешь бедолагу.