Фонд

— Не так уж трудно было проанализировать послание с Анакреона, поскольку его составили люди дела, а не болтуны. Оно сводится к вполне откровенному и дерзкому требованию. Вот здесь, вы видите, оно записано при помощи символов. Звучит оно приблизительно так: «Если через неделю мы не получим от вас того, что нам нужно, мы возьмем его силой»…

Наступила тишина. Члены Совета рассматривали ряды символов. Затем Пиренн занял свое место и смущенно откашлялся.

— Ну что, есть ошибки, доктор Пиренн? — спросил Хардин.

— Вроде бы нет.

— Ну, ладно. — Хардин выложил на стол другие листки. — Вот копия договора между Империей и Анакреоном, договора, подписанного, между прочим, от имени Императора тем же лордом Дорвином, который был здесь на прошлой неделе. А вот и его анализ, записанный символами.

Договор излагался на пяти страницах, напечатанных мелким шрифтом. Его разбор, написанный небрежным почерком, уместился на половинке листа.

— Как видите, господа, девяносто процентов текста договора не подлежит анализу, поскольку не содержит никакой информации. Сделанный нами вывод можно выразить следующим несколько необычным способом: «Обязательства Анакреона по отношению к Империи: никаких. Власть Империи над Анакреоном: никакой».

И снова все пятеро стали внимательно изучать ход доказательства, сверяясь с текстом договора. Когда они закончили, Пиренн тревожно сказал:

— Судя по всему, все верно.

— Следовательно, вы признаете, что это, собственно говоря, не договор, а декларация о полной независимости Анакреона и признание Империей его суверенитета?

— Видимо, да.

— А вы думаете, что правители Анакреона об этом не знают? Они ведь стремятся открыто заявить о своей независимости и, вполне естественно, будут отвергать любые угрозы со стороны Империи. И особенно сейчас, когда Империи ослабела и за угрозами ничего не стоит. Ведь в противном случае она ни за что не допустила бы провозглашения Анакреоном своей независимости.

— Но тогда, — вмешался Сутт, — как объяснит мэр Хардин заверения лорда Дорвина в том, что Империя нас поддерживает? Они были, — он пожал плечами, — вполне убедительны.

Хардин откинулся в кресле.

— Вот мы и подошли к самому интересному. Должен признать, что сначала Его Светлость показался мне полным ослом, но оказалось, что он очень умный человек и тонкий дипломат. Я позволил себе записать все его высказывания.

Слова Хардина потрясли присутствующих. У Пиренна от ужаса отвисла челюсть.

— А что тут такого? — стоял на своем Хардин. — Я понимаю, что это грубое нарушение законов гостеприимства и что так называемый джентльмен никогда бы так не поступил. И если бы Его Светлость заметил это, то у нас могли бы быть серьезные неприятности. Но он ничего не увидел, а у меня есть эти записи. Вот и все. Я скопировал их и тоже отослал Холку для изучения.

— И где же результаты его исследования?

— В этом-то вся и штука, — ответил Хардин. — Это оказалось намного труднее, чем все остальное. Когда Холку после двух дней удалось выкинуть ничего не значащие фразы, болтовню и бессмысленные рассуждения, короче говоря, всю муть, он обнаружил перед собой чистый лист бумаги. Вычеркнутым оказалось все. Господа, за пять дней переговоров лорд Дорвин вообще ничего не сказал, и сделал это так умело, что вы ничего не заметили. Вот цена заверений, которые вы получили от вашей драгоценной Империи!

Если бы Хардин положил на стол бомбу, начиненную удушающими газами и готовую взорваться в любой момент, то и тогда ему не удалось бы привести членов Совета в большее замешательство. Он терпеливо подождал, пока присутствующие придут в себя.

— И поэтому, — закончил он свою мысль, — когда вы направили на Анакреон свое послание, содержащее угрозы, да, именно угрозы, то вызвали раздражение монарха, который лучше, чем вы, понимает сложившуюся ситуацию. Естественно, он тут же принялся за дело, и в результате вы получили ультиматум. Вот я и вернулся к тому, с чего начал. У нас осталась одна неделя, и мы должны решить, что делать.

— Мне кажется, — сказал Сутт, — наш единственный выход — позволить Анакреону построить военные базы на Терминусе.

— Тут я готов с вами согласиться, — ответил Хардин, — но что мы можем предпринять для того, чтобы вытолкать их взашей при первой же возможности?

— Похоже, вы решили применить против них силу? — спросил Йейт Фулхэм. Лицо его нервно подергивалось.

— Насилие, — последовал ответ, — это крайняя мера, к которой прибегают тупицы. Но, разумеется, я не собираюсь расстилать перед ними ковры при встрече и лезть из кожи вон, чтобы им у нас понравилось.

— Мне все же не нравится, как вы это говорите, — настаивал на своем Фулхэм. — Это опасная позиция, тем более, что вас поддерживает значительная часть населения. Я хотел бы сообщить вам, мэр Хардин, что действия, предпринятые вами в последнее время, не остались тайной для Совета.

Слова его вызвали единодушную поддержку. Хардин пожал плечами.

Фулхэм продолжал: