Фонд последней надежды

На заре своей работы в Фонде, когда Ася трудилась на программе «Культура и искусство», Софа Брудник проводила в «Еуежае» Зимнюю школу современных искусств с выставкой и арт-хаусным показом. Из сотен поступивших заявок на участие были отобраны тридцать три резюме, биографии и творческие достижения будущих слушателей были просвечены рентгеновским оком экспертного совета программы, и всё равно тридцать три слушателя Зимней школы все, как на подбор, оказались провинциальными алкоголиками, отчаянными вралями и мелкими пакостниками. Ася вспомнила, каким заблёванным и страшным, с разбитыми стёклами, истерзанным зимним садом, оставили они «Еуежай»… Сколько выбитых в творческих прениях зубов закатилось в паркетные щели, сколько окурков было засунуто в бочки к несчастным пальмам, сколько посуды побито, сколько полотенец украдено, сколько обожжено ковров и штор! А сколько в порыве цеховой страсти было порвано и разломано образчиков современного искусства?..

Из-за нехватки номеров их с Гулькой заселили в люкс для новобрачных — разумеется, как администрация санатория представляла себе такой вот люкс: массивные оранжевые шторы, на полу — маленький круглый коврик с «Куш келенижер!», у стены канцелярский стол со стулом, крохотный помятый холодильник и потасканное кожаное кресло. Напротив здоровенного одра, застеленного румяным плюшем, — телевизор без пульта.

— Слушай, Гулька, чего они ко мне все пристали? Жорка, Гамаюныч… Баха-айтишник какую-то игру совал, я говорю — нету у меня с собой ноута, а он — возьми да возьми. Виталик, скотина, коньяком куртку залил. Может, из-за новой блузки? — нерешительно предположила Ася.

— Ну ты, ёксель-моксель, совсем уже… Подумай своей головой! — Гулька, лежа на двуспальной кровати, старательно делала растяжку, болтая в воздухе ножками-бутылочками. — Причем здесь блузка? Не Прада, честно сказать. Я и то не заметила этот отстой в цветочках, а уж мужики и вовсе такое не просасывают!

Ася пошла в крохотную ванную (толчок, щедро залепленный санитарной лентой, штырь для туалетной бумаги, душ за весёленькой, в ромашках, занавеской), вгляделась в зеркало: всё на месте — и конопатый нос, и скуластые щёки, и серо-буро-малиновые глаза, и вечные тени от недосыпа под ними. Губы как губы. И никаких тебе родинок-злодеек или там ямочек или диковинных собольих бровей не проявилось и не отросло. Волосы распустила — и что? То же мне, принцесса Златовласка. Фигуры в зеркале было не разглядеть, но там и смотреть-то особо не на что — руки, ноги, туловище.

— Мужики — они общее впечатление ловят, поняла? Одежда для них — не главное, — поучала Гулька, переходя к накачке пресса. — Тут главное — настр твой, жизнелюбие. Опять же, здоровая конкуренция должна быть. Они ведь — как псы, живут стаей. Если один кого-то заприметил, все остальные обязательно подойдут проверить, принюхаться — на всякий случай. Во всех пособиях по знакомству что написано? Заведи себе хоть кого-нибудь, хоть самого завалящего лузера — метр с кепкой. Пару раз тебя с ним другие мужики увидят — и сразу задумаются: и что этот тип в тебе нашёл? А ты, подруга, ваще в шоколаде, самца-альфа заловила. Вот ведь повезло. Теперь хоть в мешке на работу ходи, всё равно все вокруг тебя скакать будут, вот увидишь!

Гулька задом слезла с высокого борта свадебного ложа, взяла полотенце и пошла в душ.

— Кого это я заловила, ты что! — вдогонку ей выпалила Ася. — Ты про Коршунова, что ли?

По телу прошла жаркая волна.

— Да ладно! У самой всё на морде написано, молчи уж, сволочь! — фыркая, прокричала из душа Гулька.

Ася сделала несколько кругов по номеру, ушибла колено о холодильник и с размаху упала на кровать.

— Только ты, Насырова, у меня смотри! — вытираясь, сказала Гулька.

Ася села.

— Гуль, да я… Ты же знаешь, я ведь… Это так, треп просто…

— Дура! — Гулька натянула миленькую разлетайку в горошек. — Наоборот! Сцапай его! Такие варианты раз в сто лет попадаются!

— Нет, Гуль, я так не могу…

— Ох и ослица. Ну что он в тебе нашёл, а? Мой тебе совет — затащи его сегодня же ночью на этот сексодром, поняла?

У Аси гулко стукнуло сердце.

— За меня не боись, подруга! — развивала мысль Гулька. — У меня свои планы! Ко мне Жаник вроде клинья подбивает. Давай, говорит, мамандай, вместе риски снизим… Болван, конечно, но симпатяга. Он с Жоркой поселился, а Жорка наверняка к Коровиной свалит, так что всё устроится просто чудно!

— А с кем Коровина живёт? — машинально спросила Ася.

— Практически, со всеми, а конкретно здесь — одна, она нечётная баба получилась, — охотно ответила Гулька, — короче, все ходы записаны, если провалишь операцию — гляди, здороваться перестану! Кстати, я с собой бритву и крем прихватила, надо тебе — иди в душ.

Ася нахмурилась.

Гулька, пыхтя, натягивала мягкие буркутские сапожки на свои толстенькие щиколотки.

— На ужин-то что наденешь?

Ася вытащила из-под кровати изорванную сумку, разложила на кровати свои наряды.

— Нда-а… Пробитая ты, — констатировала Гулька, окинув взглядом жалкую коллекцию из шерстяной юбки, свитерка с медвежатами (в катышках) и древних спортивных штанов.