Фонд последней надежды

Он машинально выпил пятый бокал, лизнул фисташку и глупо ухмыльнулся. Жизнь-то налаживается! Чудесный санаторий, чудесные ребята, чудесные девушки! Снег! Ёлки! Д-друзья!

— Куда, Асенька! — опомнился он, увидев, как она поднимается со стула. — Не-ет, рюмочку! За любовь!

— Да я потанцевать иду, Олег Юрьевич…

И правда, в столовке снова крутили музон. «Я буду до-о-олго гнать велосипе-е-е-ед…» Какая тошнотворная хрень. А кто ж её пригласил? Жорка?! Ах ты… Нет. А кто же?.. Сейчас узнаем…

— Раиса, пошли потанцуем, — сказал Олег и дёрнул Раю за топ.

— Олежка, ты что, порвешь же! Потерпи… — жарко зашептала она, прижимаясь к нему под столом коленом.

Ася по стенке добежала до выхода, напоследок оглянулась — Олег Юрьевич и Раиса, как сорвавшиеся с цепи зомби, держа друг за друга за локти, безобразно скакали посреди танцпола под Барыкина. Коллектив Фонда гикал, хлопал и топал, подзуживая партнеров. Вдруг, мигнув, вырубился свет, взвыв басом, заткнулся и Барыкин. Раздались недовольные крики и свист. В следующую секунду в столовке зажглись все осветительные приборы разом. Перед тем, как зажмуриться от светового удара, Ася успела заметить слившихся в страстном поцелуе Коршунова и Раису.

Глава 11. ЖЖ. Записки записного краеведа. 24 декабря

«…Лидия Григорьевна, эмиссар сетевого маркетинга, приехала в Зоркий из Саратова, привезя с собой благую весть для всех, желающих избавиться от псориаза, рака, облысения, лишнего жира и импотенции с помощью чудодейственного бальзама из алтайского меда и трав под названием то ли „Трисил“, то ли „Семирад“.

Терпеть не могу сетевой маркетинг, ещё одно надувательство эпохи первоначального накопления капитала. Не знаю, что меня здесь раздражает больше — откровенное невежество этих знахарей во всех медицинских вопросах или почерпнутое ими из книг американского прохвоста Карнеги убеждение, что добрая улыбка в сочетании с живым интересом к собеседнику способны развязать самую тугую мошну. Дочка Танечка, от природы будучи кокетливой „пышечкой“, способной вскружить голову каждому третьему мужчине, под влиянием недалеких подруг много сил и денег потратила на всевозможные гербалайфы, тенториумы, жиропоглотители и похудательные пластыри… К счастью, мой зять, весьма здравомыслящий молодой человек, раз и навсегда положил конец кошмарной эпохе похудания в их семье, когда очередная дура-подруга подбила дочку сесть на мясную „кремлёвскую“ диету… С приступом жёлчекаменной болезни Танечка через месяц оказалась в больнице, а зять мой в ярости сжёг её записную книжку и навеки отвадил всех приторговывавших биодобавками приятельниц от их дома.

Будь моя воля, я бы за три километра обходил Лидию Григорьевну с её золотыми зубами, климактерическим румянцем и назойливой доброжелательностью. Однако, nobless oblige.

За завтраком я свёл с ней знакомство и даже выслушал томительную лекцию о волшебных свойствах зверобоя. Согласившись с её основным тезисом о никчёмности докторов, я завёл беседу о ревматическом…»

С трудом разлепив опухшие веки, Ася некоторое время рассматривала мутный в предрассветной мгле кусок подушки с витой надписью «Минздрав СССР». Из-за спины шло приятное тепло.

— Гулька, подвинься… — зевнув, сказала Ася и обернулась. — Ой, мама!!

На соседней подушке покоился чей-то подбритый соломенный затылок. Тело неизвестного было укутано, как мумия, в розовый плюш.

Ася мгновенно спрыгнула с новобрачного ложа.

— Эй! Вы кто?!

Тело лениво зашевелилось и село, распространяя невообразимый перегар.

— Ну чего… Чего ты орешь, Насырова… Т-твою мать…

И Софа Брудник повалилась в постель.

Ася полежала без сна минут двадцать, слушая визгливый храп Софы. Потом встала, умылась, натянула кошмарные штаны с водолазкой, пошла завтракать. Ага… Столовка была закрыта на засов, нигде никого не было видно — ни на ресепшен, ни в коридорах. Санаторий «Еуежай» как вымер. Свинство, вообще-то. Она вернулась в номер, надела шапку и куртку и пошла в пункт проката. Пока все отсыпаются, хоть на санках покататься, что ли.

Идея была бредовой. Пункт проката — дощатая будка во дворе — был пуст и тёмен, на двери категорично висел пудовый замок.

Значит, будем гулять. Не в номер же возвращаться. Что там делать? Книжку дочитала в автобусе, кретинка, нет, чтобы две с собой взять. Но кто же знал, что тут такая тощища будет?

Ася неторопливо двинулась по еловой аллее по направлению к оленьим проволочным силуэтам. Солнце ещё не встало, было пасмурно и холодно, как-то зыбко. Обморочная глубина неба переливалась перламутром, как губы ненавистной Раисы. Вдруг где-то на юге вспыхнул над сосновым массивом тонкий, как карандаш, прожекторный луч и вонзился в кашу облаков над перевалом Айше. Далеко в горах загрохотало.