Фонтан

Всё чаще я стал приходить на пригорок именно для того, чтобы последить за ними. Мир, который был вокруг меня, неожиданно стал ужасно скучным и мрачным, хоть и светило майское солнце. Я по-прежнему погружался в свои мрачные мысли о том, что мир в один момент стал совершенно не так прекрасен, что он несправедлив по отношению ко мне. Там, за забором, совершенно другой мир, в котором всё новое, неизведанное, прекрасное. Ещё более страшным наказанием для меня стало то, что мама строго-настрого запретила мне ходить в заброшенный парк. На последнем слове её наказа детские мечты стали угасать как перегоревшая свеча.

Но однажды я нарушил запрет и всё-таки оказался по другую сторону решётки. Единственный и неповторимый шаг, настолько скользкий, что мне не удалось даже позвать о помощи. Что же было?

— Ну же, давай, маменькин сыночек, хоть раз покажи, что ты не боишься. Давай же! — произносил один из главарей дворовых ребят, и на этот раз его слова настолько на меня повлияли, что я не выдержал.

Рыдая, я прокричал и нырнул в нору.

— Вот дурачок-то, а, смотрите парни, вперёд головой пошёл, ну вообще…

Последние слова этого парня уже не были мне слышны.

Проталкиваясь всем телом, я неожиданно почувствовал, что у меня зажало грудь.

В глазах неожиданно резко потемнело, и так и не начавшаяся паника застыла где-то внутри моего сознания.

Сбив дыхание, как Алиса из фантазии Кэрролла, войдя внутрь норы, я стал подать всё ниже и ниже, в самую глубь своего призрачного сознания. Смотря на меня сквозь мутную пелену горьких слёз, там меня ждала другая сторона моей жизни.

Отрывок из романа Иммануила Громма «Карусель неизбежности»

* * *

Раз, два, три… Снова начался отсчёт…

Всегда трудно открывать глаза — необъяснимое предчувствие начинает кирпичик за кирпичиком выстраивать перед лицом всё новые и новые высокие стены. Всё, чего хочется в этот момент — это попытаться сказать или даже выкрикнуть что-нибудь, но это трудно. Потому что, видимо, у тебя нет ни рта, ни глаз, и вообще, тебе совершенно непонятно, где ты, и, самое главное, кто ты.

В это время Слэйн ощутил жуткое жжение во рту — ещё мгновение, и резким взмахом тяжёлых ресниц ему удалось открыть глаза.

Расплывчатое изображение непонятной формы раскачивалось перед глазами из стороны в сторону, как маленькая лодка у каменистого причала. Ещё один взмах ресниц — зрачки медленно сузились, ещё взмах, и очертания каменной полуразрушенной стены одновременно с его сознанием начинали приобретать оттенок реальности.

Сквозь серую дымку грузных облаков чуть заметно пробивались тусклые лучи солнца.

Вот и прекрасно, пожалуй, есть даже вероятность того, что не парализован. Возможно…

Так подумал Слэйн и повернул шею сначала в одну сторону, затем в другую.

Возможно, это лишь побочный эффект от приземления.

Теперь самое главное — это попробовать пошевелить онемевшими конечностями. Настроившись, он медленно стал сгибать пальцы обеих рук и ног.

Гимнастика полуживого астронавта — на мгновение Слэйн ощутил лёгкую эйфорию от того, что остался в живых.

Очаг охватившего его шока постепенно утихал, он даже почувствовал, как дёрнулись мышцы лица — родилась еле заметная улыбка с присущей ей великой мотивацией, а в голове пронеслась приятная мысль: «Всё хорошо, у меня всё получится».