Фонтан с шоколадом

И тут Дина начала смеяться. Надо отдать молодому человеку должное, он не дал истерике разгореться. Быстро цапнул со стола бутылку с минералкой и, обхватив женщину за плечи, стал лить воду в рот. Она поперхнулась, закашлялась, но потом сделала пару жадных глотков. Придя в себя, Дина оттолкнула бутылку.

– Мне нельзя пить, – прошептала она. – Грудь болит.

Врач перевел взгляд на торчащие из-за ворота сорочки бинты и нахмурился.

– Почему вы это делаете? – резко спросил он. – Почему вы не хотите кормить дочь?

– Оно ей не нужно.

– Кто вам сказал такую глупость?

– Педиатр. Она получает питание через капельницы.

– Пока да, но потом ваше молоко станет для девочки лучшим лекарством. А пока… – Он помялся. – Пока мы даем его другим детям. Должен сказать, у вас удивительно хороший состав молока, и мы кормим им пол-отделения. А вчера вечером бутылочку не принесли, и я зашел узнать, в чем дело… Похоже, мне нужно было раньше с вами поговорить, а не оставлять это завотделением. Я вас убедительно прошу не отказываться от мысли о грудном вскармливании. Материнское молоко…

Он бубнил и бубнил. Дина дрожащими руками начала расстегивать халат.

– Я позову сестру, – радостно сказал молодой человек. – Скажите… – Он опять поправил очки и некоторое время растерянно моргал. – Видите ли, у нас нет некоторых препаратов, которые могли бы весьма помочь в лечении. Вы могли бы их купить?

– Да. – Дина дергала бинты, кусая губы от боли.

Молодой человек взглянул на нее удивленно, потом оглянулся на меня, понял, что я ему не помощница, и обрел, наконец, человеческие черты. Он осторожно взял женщину за руки и сказал:

– Дина, послушайте меня. Я знаю, что вы волнуетесь за дочку. Я не Господь Бог и не могу ничего обещать. Но мы с вами должны вместе помогать вашей девочке. Понимаете? Вместе! Она такая молодец, она держится, она борется за свою жизнь, и я искренне верю, что все у нее будет хорошо. Знаете, у меня есть определенный опыт, и я действительно вижу неплохие перспективы. Просто нельзя сдаваться, понимаете? Давайте договоримся: вы продолжаете сцеживаться и покупаете лекарства, какие я скажу. Они, к сожалению, очень дорогие, но нам нужны буквально миллиграммы – одна, иногда две ампулы.

Он осторожно положил руки Дины ей на колени и продолжал, сделав шаг назад:

– Кроме того, я попрошу вас назвать девочку. И… вы верующая?

Дина молча кивнула.

– Тогда дайте девочке имя по святцам и окрестите ее. У нас тут каждый день бывает сестра из монастыря, и отец Иоаким не забывает. Поговорите с ними. Вот увидите, вам станет легче. – Он вынул из кармана белого халата листок бумаги. – Это лекарства и телефоны, по которым можно узнать, где их купить. Они стоят больших денег, но постарайтесь купить хоть часть. И приходите к дочке почаще. Да-да, я знаю, днем это непросто – мы проводим с детишками всякие манипуляции и не пускаем в это время никого… но мы с вами что-нибудь придумаем. А уж вечером, когда большая часть персонала уходит, вы спокойно можете приходить и сидеть с ней, я предупрежу сестер. Договорились?

Дина кивнула и опять схватилась за бинты. Как только руки ее коснулись груди, лицо исказилось от боли, и она застонала. Доктор сжал губы и молча вышел. Буквально через минуту в палату влетела сестра. Щеки ее пылали, и она быстро подскочила к Дине и принялась сматывать ткань, приговаривая:

– Что я-то, она сама, а я виновата, вот и жалей вас после этого, еще и крайняя оказываешься, больно надо. Терпи теперь! – закричала она на бедную Дину.

Ой, что потом было, даже вспоминать не хочется. Ужас что.

Бинты сняли, и после одной мучительной процедуры разбивания затвердевших узлов и комков молоко из Дины буквально полилось. Ей достаточно было поднести к груди стакан и слегка сжать сосок пальцами – и струя била в дно, рикошетом разбрасывая непрозрачные брызги. Молоко у нее оказалось насыщенного кремового цвета, даже желтоватое немножко – не сравнить с моей водичкой. Вчера вечером, как врач и обещал, он отвел Дину к девочке, и она просидела у нее довольно долго. Деловой подход молодого врача помог, и мать как-то начала перестраиваться с мысли, что ребенок умирает, на надежду, что ее дочка поправится. Я была этому несказанно рада, потому что сегодня утром мне принесли мелкого, и хоть Дина расстроилась и ушла, чтобы не смотреть, как я кормлю, но я все же знала, что теперь она надеется и ждет – и ей и мне стало легче. Сегодня же утром к нам перевели девочку – вернее, женщину из соседней палаты, которую скесарили почти одновременно с нами, и ей тоже приносят ребенка, так что мне не так одиноко.

Новую соседку зовут Дарья, и она старше нас, ей лет тридцать пять. Надо сказать, она мне понравилась. Быстро и по-деловому расспросила Дину и меня про детей и кивнула:

– Вам повезло, что тут рожали.

– Везенье сказочное, – буркнула Дина.

– Можешь смеяться, но так и есть. В другом месте никто и не стал бы возиться с твоей малявкой, да и аппаратура такая не везде есть. Сказали бы, что родилась мертвая, – и привет.

– Такого не может быть! – вырвалось у меня.

Дина тоже смотрела недоверчиво.