Фонтаны на горизонте

Подъезжали к судам высокие грузовики и маленькие повозки мелких торговцев, снабжавших флотилию свежими продуктами. Кричали продавцы прохладительных напитков, ловко подхватывая на лету мелкую монету, и на шкертиках подавали матросам бутылочки с подслащенной сахаром или подкисленной лимонным соком водой.

Обычная картина портовой жизни. Но необычные разговоры впервые велись в каюте – кабинете капитан-директора флотилии Микальсена. Низенький и очень полный пожилой капитан-директор обливался потом, хотя в каюте бесшумно поблескивали лопастями три вентилятора и все иллюминаторы были открыты. Непрерывно обтирая свисающие на воротник кителя багровые щеки, лоснящуюся лысину и покрытый редкими седыми волосами затылок, Микальсен не сводил выцветших голубых глаз с сидевшего против него в кресле и не замечающего жары сухопарого американца. Гость прибыл всего полчаса назад, а испортил настроение Микальсену на месяц вперед, напомнив о действительных целях флотилии. Это был Гжеймс, советник из американской китобойной компании «Дайльтон и К°», с которой с началом мировой войны хозяева Микальсена, норвежские руководители фирмы «Командорен», начали очень дружно сотрудничать.

Покуривая сигарету, Гжеймс, человек с неопределенными чертами лица и зеленоватыми сонными глазами, говорил:

– Ваша стоянка в Нагасаки сокращается. Мы получили сообщение о том, кого большевики назначили своим уполномоченным на вашу флотилию, – он расстегнул портфель и достал из него лист, протянул его Микальсену: – Здесь все подробности о советском уполномоченном. Позднее изучите с... Граулем... то есть с Юртом Бромсетом, – поправился Гжеймс. – Решите, как с ним держаться. Запомните и не забывайте, что флотилия пришла к советским берегам не для того, чтобы платить большие концессионные проценты большевикам, а для выполнения особой программы...

– Я знаю, – медленно наклонил голову старый моряк, изнывая и от жары и от беспокойства, которое не покидало его с момента выхода из Норвегии.

– Тем лучше, – поднялся Гжеймс. – Желаю вам счастливой охоты, – он засмеялся. – Русские, вероятно, все еще мечтают стать китобоями и иметь свой промысел. Может быть, поэтому они и послали своим уполномоченным сына неудачного русского китобоя. Имейте это в виду. И хотя мы знаем, что русские никогда не будут бить китов, все же держите их подальше от всех технических деталей. Понятно?

– Да, – отдуваясь, сказал Микальсен. Он встал и проводил гостя до дверей. – Вы не желаете поговорить с Бромсетом?

– Нет. Вы сейчас же познакомите его с письмом мистера Дайльтона. – Гжеймс посмотрел на стол, где лежал переданный им лист бумаги. – Держите его в секрете или лучше уничтожьте.

– Хорошо, – они обменялись рукопожатием, и Микальсен остался один. На душе старого капитан-директора было невесело. Он честный моряк и никогда не впутывался в темные дела. А эта концессия, полученная у русских, лишь ширма. Однако ему ничего не оставалось, как пойти в плавание и слушаться Бромсета, иначе он был бы уволен с флотилии и едва ли получил бы вновь такое место. После мировой войны безработных стало много, к тому же он уже стар.

А что, если русские все разгадают? Ведь тогда ему не миновать сибирской каторги. Капитан-директор облизал пересохшие губы, наполнил из сифона бокал и жадно выпил воду. Чтобы отогнать неприятные мысли, он прочитал письмо президента американской компании Дайльтона и, вздохнув, через вахтенного вызвал гарпунера с китобойного судна «Вега-1». Через четверть часа в дверь раздался стук. Микальсен, куривший трубку, вынул ее из зубов:

– Войдите!

Через порог переступил моряк с дюжими плечами. На нем были высокие с отворотами сапоги, вязаная куртка в коричневую клетку с туго облегающими манжетами и поясом. Такая же вязаная шапочка обтягивала голову. С грубоватого лица смотрели светло-синие глаза. Гарпунеру было немногим больше тридцати лет, но русая борода и усы над тонкими и крепко сжатыми губами делали его значительно старше. Едва гарпунер вошел в каюту, как Микальсен, несмотря на свою грузность и годы, торопливо поднялся из кресла и заговорил по-немецки:

– Я был вынужден вас пригласить, герр Грауль, чтобы...

– Забудьте мое имя, – прервал его гарпунер и сел в кресло. – Я Юрт Бромсет. Запомните.

– Хорошо, господин Гра... простите... Бромсет, – капитан был в замешательстве. – Мы же одни.

– Стены тоже могут слышать, – гарпунер сел в кресло и стал сосредоточенно набивать трубку, словно не замечая, что капитан еще стоит. – К тому же, давайте условимся говорить только по-норвежски.

– Хорошо, – капитан взял со стола письмо и протянул Бромсету: – Прочтите.

Гарпунер положил листок на колени, просмотрел его, на мгновенье у него удивленно приподнялись брови, потом он вернул капитану письмо. Оба молчали. Наконец, гарпунер спросил:

– Что вы думаете делать? – Микальсен пожал жирными плечами.

– Его можно обезвредить, – выпустил струю голубого дыма Бромсет. – Нельзя позволить ему совать во все нос.

– По договору у него большие права, – напомнил капитан. - К тому же он, судя по письму, опытный моряк!