Доктор Иегуди бен Мохаммед казался осколком прошлого, невесть как попавшим в современную больницу с перемигивающимися огоньками приборов, следящих за жизненными функциями, экранами коммуникационных консолей, голосами из невидимых динамиков и асептической технологией жизни и смерти. В своем белоснежном одеянии, с двойным золотым обручем, стягивающим волосы, он должен был бы не заниматься генетической хирургией, а держать военный совет в каком-нибудь пустынном шатре или восседать на верблюде, обводя глазами горизонт — не покажется ли долгожданный оазис.
Когда Дункан приезжал сюда в первый раз, кто-то из молодых врачей сказал:
— Иногда мне думается, что Эль Хадж верит, будто он — одновременное воплощение Саладина
[32]и Лоуренса Аравийского [33].Хотя он тогда и не понял смысла этих слов, он почувствовал, что сказаны они с оттенком восхищения, а не критики. Сейчас его занимал другой вопрос: неужели доктор Эль Хадж и оперирует в таком наряде? Впрочем, эта одежда не вносила диссонанса в окружающую обстановку и ничуть не скрадывала кошачью грациозность движений хирурга.
— Я рад, что вы наконец приняли решение, — сказал Дункану доктор Иегуди.
Он сидел за прихотливо инкрустированным столом, поигрывая кинжальчиком, рукоять которого была усыпана драгоценными камнями. Все остальное в его кабинете принадлежало к реалиям двадцать третьего века.
— Задержка вызвала кое-какие проблемы, но мы с ними справились. Сейчас мы располагаем четырьмя жизнеспособными эмбрионами, и первый из них будет трансплантирован через неделю. Остальные мы сохраним как резервные копии на случай отторжения, хотя сейчас такие случаи очень редки.
«А что будет с тремя ненужными?» — мысленно спросил себя Дункан — и тут же постарался отгородиться от этой мысли. Главное — на свет появится его наследник, который во всех иных случаях никогда не родился бы. Нужно думать о позитивной стороне и поскорее забыть о трех призраках, на краткий миг приблизившихся к границам реальности. И все равно, трудно оставаться холодно логичным, когда думаешь о таком. Дункан разглядывал затейливый узор стола. Интересно, каких представлений придерживается хозяин этого кабинета — уравновешенный, элегантный доктор Эль Хадж, через искусные руки которого прошло столько судеб? В их маленьком мире и сравнительно узком жизненном круге Макензи тоже играли в богов. Но хирург играл несравненно крупнее, и его ходы лежали далеко за пределами понимания Дункана.
Разумеется, всегда можно найти утешение, вспомнив о математическом, холодном отношении самой матушки-при-роды к размножению. Ей решительно наплевать на этику и чувства людей. За свою жизнь каждый мужчина производит столько сперматозоидов, что их хватило бы на многократное заселение всей Солнечной системы. А свой шанс получают лишь два или три; вся остальная масса обречена на гибель. И разве кто-то сходит с ума, зная, что каждое семяизвержение состоит из ста миллионов убийств? Впрочем, кого-то это волновало. Недаром приверженцы некоторых древних религий отказывались смотреть в микроскоп.
Если вдуматься, каждый поступок включает в себя моральные обязательства, приправленные изрядной долей неуверенности и сомнений. В конечном счете человеку остается лишь следовать подсказкам загадочной сущности, именуемой совестью, и надеяться, что результат тех или иных его действий не будет слишком разрушительным. Да и кто возьмется предугадывать конечные результаты?
Странно, думал о себе Дункан, как ему удалось разогнать сомнения, охватившие его еще тогда, в первый приезд на остров. Он научился смотреть на вещи шире и вплетать надежды и чаяния клана Макензи в общий контекст событий. Наконец, он воочию увидел опасности всепоглощающих амбиций, однако урок, преподнесенный судьбой Карла, не был однозначным. Дункан знал, что над загадками личности своего погибшего друга он будет думать всю жизнь.
Словно очнувшись от забытья, Дункан вдруг обнаружил (и испытал при этом легкий шок), что он уже подписал все необходимые документы и теперь передает бумаги доктору Иегуди. Он достаточно изучил их прежде, чтобы перечитывать сейчас… «Я, Дункан Макензи, житель спутника Титан, вращающегося в настоящее время вокруг планеты Сатурн (неужели юристы опасаются, что Титан вдруг возьмет и сбежит на другую орбиту?)… настоящим принимаю на себя всю ответственность за клонированного ребенка мужского пола, идентифицированного по прилагаемой хромосомной карте, и приложу все силы к тому, чтобы…» Жаль, что родители детей, зачатых обычным способом, не подписывают таких же контрактов. Тогда мир наверняка был бы лучше, нежели сейчас. Только кто знает, сколько веков, сколько миллиардов рождений тому назад надо было вводить такие контракты?