Фонтенбло

Тогда Мармонтель был никому не известным, непризнанным писателем, и пришел он, чтобы показать маркизе одну из своих рукописей. Маркиза благосклонно приняла его сочинение, пообещав прочитать его в ближайшее время. Когда же Мармонтель снова пришел к ней за рукописью, маркиза, едва увидав его, оставила толпу придворных, которая окружала ее, подошла к писателю и, взяв его за руку, вышла вместе с ним в другую комнату. Они поговорили несколько минут, после чего мадам де Помпадур отдала рукопись, испещренную карандашными пометками. Когда Мармонтель вернулся к придворным, его поразили резкие перемены в их поведении, произошедшие в течение этих нескольких минут. Каждый стремился завладеть его вниманием, пожать ему руку, а один старый вельможа неожиданно сказал:

– Господин Мармонтель, мне хочется надеяться, что своих друзей вы не забудете, когда возвыситесь.

Об особом отношении мадам де Помпадур к писателям красноречиво свидетельствует и тот факт, что Вольтер имел собственные комнаты в Фонтенбло. Обладая таким прекрасным другом, как маркиза, он рассчитывал провести в королевской резиденции остаток жизни в мире и покое. Такое было вполне возможно, поскольку она освободила от материальных забот и Мармонтеля, предоставив ему небольшое жилье, о котором писатель говорил: «Там прошли самые счастливые и плодотворные годы моей жизни».

Что же касается Фонтенбло, то там можно было прекрасно работать представителю творческой профессии уже хотя бы потому, что в замке имелась замечательная библиотека, которая, к счастью, уцелела во время революции 1789–1894 годов и дошла до настоящего времени в нетронутом виде. К тому же двор в Фонтенбло, всегда такой оживленный, давал возможность затеряться в толпе, таким образом на некоторое время исчезнуть совершенно и заниматься исключительно литературным трудом.

И все же Вольтер оказался настолько опрометчивым и недальновидным, что сам подпилил сук, на котором сидел, хотя это свойство характера мешало ему всю жизнь (как принято говорить, «ради красного словца»…). Вольтер, не удержавшись, написал стихотворение достаточно бестактное, почти неприличное. Оно появилось после победы Людовика XV при Берг-оп-Зооме (1747) и посвящалось отношениям монарха и его фаворитки:

И Вы, и Берг-оп-Зоом – непобедимы,
И уступить готовы только королю.
Победой окрыленный, в объятья Ваши он спешит.
За ратные труды его награда в Вашем сердце ждет.
Триумф его ничто уж не затмит.
И счастье Ваше день ото дня растет.

Едва королевская семья прочитала эти строчки, стало ясно, что мирному проживанию Вольтера в Фонтенбло настал конец окончательно и бесповоротно. Ярость королевы, принцессы и дофина были просто неописуемы, а король чувствовал себя поставленным в крайне неловкую ситуацию.

Ж. А. Гудон. Вольтер

Мадам де Помпадур, конечно, вряд ли могла разделить чувства королевской семьи; думается, в глубине души она готова была целиком и полностью согласиться с Вольтером, но ей пришлось принять вид раздосадованной особы. А что еще ей оставалось делать, когда атмосфера в Фонтенбло накалилась до крайней точки кипения? В результате Вольтеру пришлось срочно паковать свои вещи и уносить ноги, пока не поздно. Он уехал к гостеприимному королю Станиславу в Люневилль, а мадам де Помпадур вздохнула с облегчением, поскольку ей наконец-то представилась возможность хотя бы немного отдохнуть от взбалмошного философа. Тем временем какая-то добрая душа сообщила маркизе, что ее учитель и старый приятель Кребийон находится в большой нужде и вынужден влачить нищенское и жалкое существование. Говорят, что он жил в своем крохотном поместье всеми покинутый, в компании собак, которых очень любил.

– Как такое могло случиться, что Кребийон оказался в нужде? – воскликнула маркиза и сейчас же приступила к активным действиям. Вскоре благодаря ее стараниям Кребийону была назначена пенсия, и, кроме того, мадам де Помпадур обратилась к нему с просьбой, чтобы тот проследил за образованием Фан-фан. В королевской типографии за короткий срок было издано собрание сочинений старого писателя. Когда Кребийон явился к маркизе, чтобы отблагодарить ее за помощь, то застал ее тяжело больной. Мадам де Помпадур, однако, нашла в себе силы принять его, хотя бы и лежа в постели.

Как только старик нагнулся, чтобы поцеловать ее руку, как в спальню вошел Людовик.

– Боже мой, мадам, я пропал! – воскликнул в ужасе Кребийон.

– Сам король застал нас вместе!