Мадам де Помпадур старалась защитить энциклопедистов от иезуитских нападок всеми доступными ей средствами. Однако не одна она умела играть на чувствах Людовика; дофин, принцессы и королева всячески старались убедить его в том, особенно в минуты переживаний, будто несчастья сыплются на его голову исключительно из-за того, что он позволил появиться в королевстве такому омерзительному изданию, как «Энциклопедия». Кто знает, быть может, они не были так уж далеки от истины?
«Энциклопедия» была запрещена, а вскоре после этого в Фонтенбло гости собрались на званый ужин. В ходе беседы герцог де Лавальер, между прочим, поинтересовался, не знает ли кто-нибудь из присутствующих состава пороха.
– Странно, что никого из вас этот вопрос никогда не интересовал, – заметил он, – а ведь мы столько времени проводим на охоте в лесах Фонтенбло; кроме того, разве нас не убивают на войне? Так почему бы нам не знать, в результате чего все это происходит?
Мадам де Помпадур немедленно поняла, что ей представился один шанс из тысячи, и немедленно вставила свое слово:
– А меня очень интересует, из чего сделана моя пудра. Не скажете ли мне, Ваше Величество? Нет? А вот если бы Вы не запретили издание «Энциклопедии», мы немедленно могли бы прояснить все интересующие нас вопросы.
Людовик немедленно распорядился, чтобы тома «Энциклопедии» принесли из библиотеки резиденции, и в итоге вся компания целый вечер перебирала увесистые фолианты; каждый хотел узнать, из чего сделана та или иная вещь. После этого случая все, кто раньше оформил подписку на «Энциклопедию», получили свои тома, хотя в продажу они так и не поступили.
Только к концу жизни у маркизы появились сомнения в правильности того, что она делала все эти годы. Она записала в своем дневнике: «Мне страшно, когда я вижу, что стало с моей страной, которую до неузнаваемости изменили все эти философы, энциклопедисты и парламентарии. Сейчас попирается все, что казалось незыблемым; нет больше ни Бога, ни короля. А в этом случае может быть только один конец: страна превращается в парию».
Король навещал маркизу постоянно; ему нужно было хотя бы раз в день перемолвиться с ней несколькими словами, а еще лучше – провести в ее обществе несколько часов, потому что сама беседа с ней была наслаждением. Маркиза почти не выходила из своих апартаментов: она боялась, что в момент ее отсутствия Людовик может неожиданно появиться. А он и приходил неожиданно, пользуясь потайной лестницей, всегда внезапно, как будто из воздуха материализовавшись в толпе друзей мадам де Помпадур и наслаждаясь тем смятением, которое каждый раз вызывало его появление.
Как-то раз Людовик рассказал маркизе историю, показавшуюся ему забавной. Он неожиданно вернулся от фаворитки в свои покои и обнаружил тем неизвестного человека, чрезвычайно перепугавшегося при виде короля.
Он объяснил, что служит булочником и заблудился в огромной резиденции. Королю показалось, что булочник не кривит душой; он дал ему пятьдесят луидоров, а заодно убедительно попросил немедленно забыть об этом досадном инциденте. Мадам де Помпадур не было смешно; она прежде всего перепугалась при одной мысли о том, что практически любой может при желании проникнуть в апартаменты короля. Когда она поделилась своими страхами с братом, тот посмеялся:
– Я нахожу все это только забавным и не более, – сказал он, – но будь уверена, сестрица, что уж я-то за пятьдесят луидоров ничего не пожалел бы.
Король действительно бывал щедр до безрассудства, особенно если речь шла о фаворитке, ее родственниках или друзьях. Увидев женщину, выходящую из комнаты маркизы, он немедленно интересовался, какое отношение та имеет к мадам де Помпадур.
– Это моя бедная родственница, – ответила маркиза.
– Она, конечно же, приходила просить денег?
– Что вы, сир… Единственное, чего она хотела, – поблагодарить меня за все, что мне удалось для нее сделать.
– Ну что ж, с завтрашнего дня ваша родственница станет получать денежное пособие.
Кажется просто удивительным, как удавалось маркизе поддерживать столь длительные и ровные отношения с королем, обладавшим очень непростым характером. Во-первых, с детства он был болезненно неравнодушен к разговорам о смерти. Считалось, что эта черта характера развилась в нем после того, как за одну неделю он, будучи двухлетним малышом, потерял родителей и брата. Людовик то и дело огорошивал своих подданных разговорами о кончине или похоронах. Однажды на одном из приемов он поинтересовался у старого маркиза де Сувре, где бы тот хотел быть погребенным. Надо отдать должное старику, тот не растерялся и ответил: «Только у ног Вашего Величества».