Фонвизин

Добродетельные же герои испытывают к поверженному неприятелю брезгливость, а то и жалость. «И преступление, и раскаяние в ней презрения достойны», — замечает Милон, увидев умоляющую о пощаде хозяйку дома; «Сударыня, — обращается великодушный Стародум к тоскующей Простаковой, — ты сама себя почувствуешь лучше, потеряв силу делать другим дурно». Добросердечные Стародум и Софья не желают погибели своему врагу и готовы проявить милосердие. Дарованное ей прощение Простакова с радостью принимает и тотчас же представляет неоспоримые доказательства своей неисправимости. Героям-победителям приходится признать, что суровое наказание Простаковой — мера, спасительная для общества, и всячески приветствовать совершающееся правосудие. Но и сейчас эти милосердные господа жалеют обессиленную Простакову и первые приходят на помощь оставленной всеми и лишившейся чувств «фурии». В прекрасно устроенном государстве, где имеющие душу и сердце дворяне честно исполняют свой общественный долг, где жены питают к своим разумным мужьям «сердечную дружбу», где крестьяне помнят об обязанности повиновения и усердно работают на своих господ, добродетельные герои не могут не быть счастливыми: теперь ничто не препятствует браку Софьи и Милона, в Москву их сопровождает убежденный в справедливости своих принципов Стародум, а Правдин с чувством честно выполненного долга остается распоряжаться на месте, очищенном от злонравных чудовищ. Кажется, Фонвизин описывает не только петровскую, но и екатерининскую идиллию и противопоставляет ее совсем другим эпохам.

Насколько идейные установки комедии Фонвизина пришлись по вкусу Екатерине II, можно было бы определить по сценической истории «Недоросля». Однако узнать отношение императрицы к творению своего соперника и собрата по перу лишь на этом основании оказывается не так просто: хлопоча о постановке пьесы в старой и новой столицах, Фонвизин сталкивается с некоторыми сложностями, но о сознательном противодействии инсценировке «Недоросля» со стороны двора не известно ничего. Больше того, в первой половине 1780-х годов Екатерина категорически отказывается препятствовать постановкам или публикациям весьма «сомнительных» сочинений. Например, представленная в Москве в феврале 1785 года антитираническая трагедия Николая Петровича Николева «Сорена и Замир» оппозиционерами старой столицы была принята с восторгом; по некоторым свидетельствам, присутствовавший на спектакле «персональный оскорбитель» императрицы Петр Панин не мог сдержать чувств и плакал вместе с прочими «смотрителями». Узнав о случившемся, главнокомандующий Москвы Яков Александрович Брюс поспешил принять срочные меры: своей властью исключил крамольную пьесу из репертуара театра и просил императрицу о полном ее запрещении. У Екатерины предложение Брюса поддержки не нашло, и в своем ответе она просит неистового генерал-аншефа отказаться от неоправданно суровых мер. «Удивляюсь, граф Яков Александрович, что вы остановили представление трагедии, как видно, принятой с удовольствием всею публикой. Смысл таких стихов, которые вы заметили, никакого не имеет отношения к вашей государыне. Автор восстает против самовластия тиранов, а Екатерину вы называете матерью», — замечает просвещенная и весьма либеральная монархиня. С другой стороны, очевидно, что появление новой комедии нелюбимого ею Фонвизина Екатерина не приветствовала, отсутствовала на первых спектаклях и познакомилась с сокращенным, лишенным некоторых нравоучительных рассуждений Стародума и, судя по всему, сильно огорчившим ее вариантом «Недоросля» лишь 1 сентября 1787 года. Эта постановка была приурочена ко дню именин двоюродного брата драматурга и фаворита императрицы Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова; после спектакля императрица планировала наградить виновника торжества орденом, но посмотрев пьесу, расстроилась настолько, что от своего первоначального намерения отказалась и даже объявила своему любимцу недельный бойкот.

В обеих столицах Фонвизин добивается скорейшей постановки своего главного литературного сочинения и энергично преодолевает возникшие препятствия. Изначально предполагалось, что премьера спектакля пройдет на сцене придворного театра в мае 1782 года, сразу после завершения работы над комедией, однако подготовка затянулась, и впервые «Недоросль» был представлен публике лишь 24 сентября 1782 года в театре Книппера в Петербурге. В спектакле были задействованы самые талантливые и известные столичные артисты: Иван Афанасьевич Дмитревский в роли Стародума, Яков Данилович Шумский в роли Еремеевны, выпускник Московского университета, актер, журналист и драматург Петр Алексеевич Плавильщиков в роли Правдина, и во многом благодаря их превосходной игре комедия имела грандиозный успех. Получившие «несравненное удовольствие» зрители устроили актерам овацию и бросали на сцену совсем не пустые кошельки.