Другая причина постоянного раздражения москвича в Петербурге — необходимость ежедневного общения со своим «товарищем» по службе, секретарем Елагина — Владимиром Игнатьевичем Лукиным. Его Фонвизин ненавидит всей душой, презирает за происхождение, душевную низость и бездарность. По его мнению, подлый человек Лукин вкрался в доверие к честному «командиру» Елагину и изо всех сил интригует против добродетельного аристократа Фонвизина, доводит своего коллегу до отчаяния и вынуждает его, забыв про бедность, всерьез задуматься об отставке. На протяжении шести лет, с 1763 по 1769 год, Фонвизин постоянно жалуется на козни «твари», «змеи», «негодяя» и «бездельника» Лукина и пронесет ненависть к удачливому «мерзавцу» через всю свою жизнь. Елагин же к Лукину благоволил, ценил его талант драматурга и мастерство переводчика. Не случайно завершение перевода романа аббата Прево «Приключения маркиза Г., или Жизнь человека, оставившего свет», начатого еще до своего стремительного возвышения при дворе, Елагин поручит любимому секретарю. Лукин справился с поставленной задачей, и перевод последних частей романа Прево был напечатан в 1764–1765 годах в сопровождении благодарственного посвящения начальнику.
Как и Елагин, переделавший комедию Хольберга, Лукин переделывал комедии французов Детуша, Буасси, Дюпати и англичанина Додели (естественно, используя французский текст). При этом Лукин был не только практикующим переводчиком, но и теоретиком, создателем знаменитой концепции «склонения на наши нравы». Переводя иноязычную комедию, полагал автор знаменитого «Мота, любовью исправленного», «Щепетильника» и «Награжденного постоянства», необходимо не столько демонстрировать силу таланта чужестранного драматурга, сколько исправлять нравы отечественного зрителя. Поэтому действие, венцом которого становятся торжество добродетели и осмеяние порока, должно разворачиваться в привычной русскому «смотрителю» обстановке: в русских городах, среди людей, носящих русские имена, облаченных в русские одежды и занимающих «русские» должности. В комедиях Лукина нет места заверяющим брачный контракт нотариусам, зато в них участвуют галломаны Верхоглядовы, верные слуги Василии и добродетельные девицы Клеопатры. Служа под началом Елагина, Фонвизин волей-неволей должен был стать членом его «кружка» и «склонять на русские нравы» иностранные комедии.
Вклад Фонвизина в общее дело — поставленная в конце 1764 года переделка комедии французского драматурга Жана Батиста Луи Грессе «Сидней», в фонвизинской версии — «Корион». Верность Фонвизина принципам, изложенным Лукиным и реализованным на практике Лукиным же и Елагиным, проявляется в самом названии комедии: вместо иноземного Сиднея на сцену выходит русский Корион (имя редкое, но встречающееся: одного из талантливейших стихотворцев второй половины XVII — начала XVIII века звали Карион Истомин). Русификации подвергаются имена других персонажей французской комедии — слуга Дюмон превращается в Андрея, а садовник Анри — в безымянного Крестьянина. Правда, лучшим другом главного героя становится не Лорд Гамильтон, а совсем не русский Менандр (по-гречески «твердый муж»), тезка древнегреческого комедиографа. Другие персонажи «склоненной» комедии Фонвизина также вызывают исторические ассоциации: например, возлюбленную Кориона, Зиновию, зовут так же, как хорошо известную европейскому читателю царицу Пальмиры (в одной из историко-биографических работ Хольберга, на русский язык не переведенной, специально сравниваются Зенобия и российская императрица Екатерина I, и между ними обнаруживается много общего). Зачем Фонвизину потребовалось называть героев своей комедии именами известных исторических личностей, объяснить сложно; отметим лишь, что в этом своем начинании он не оригинален: влюбленную героиню комедии Лукина «Мот, любовью исправленный» зовут Клеопатра, и подобно Зиновии, со своей царственной тезкой она имеет мало общего.