Новая должность требует от благодарного подчиненного графа Никиты Ивановича Панина недюжинной энергии и остроты ума. Теперь Фонвизин находится в курсе всех политических событий, вплоть до малейших деталей представляет существующий в Европе расклад сил, тонко и со знанием дела анализирует причины и возможные последствия шагов, предпринятых внешнеполитическими ведомствами всех европейских держав. В письмах отправленному в отставку и живущему в начале 1770-х годов то в Москве, то в деревне «персональному оскорбителю» императрицы Петру Панину Фонвизин подробно рассказывает о делах австрийских, прусских, польских, датских, шведских и турецких. Благодаря Фонвизину опальный генерал узнает о событиях и в традиционно дружественном России Датском королевстве — об аресте и казни в апреле 1772 года «государственных изменников», противников русско-датского сближения доктора Иоганна Фридриха Струензе и графа Брандта, и в традиционно вражеской Швеции — о назначении на должность первого министра барона Дебена и ожидающейся в мае 1772 года коронации Густава III — любящего родственника и политического оппонента Екатерины И, короля, искавшего славы «великих шведских Густавов и Карлов», в 1772 году, к великому огорчению российского правительства, осуществившего государственный переворот и вновь укрепившего королевскую власть в Швеции, во время русско-шведской войны 1788–1790 годов объявившего российскую императрицу порочной и достойной сурового наказания Семирамидой Севера, чуть позже, в разгар Великой французской революции, назвавшего свою венценосную кузину добродетельной Изабеллой Кастильской, а себя Фердинандом Арагонским, но не лукавым, а верным слову, и в 1792 году павшего в маскараде от руки заговорщика, практически ровесника Фонвизина (Густав родился в 1746 году и скончался в один год с российским комедиографом) и тоже знаменитого драматурга. Фонвизин же рассказывает Панину-младшему о зависти к российским военным успехам и аппетитах желающей «откроить» как можно больше территорий Австрии, о политических маневрах Пруссии, за союз с которой ратовал старший Панин, о намерении «не жалующей нас» Франции натравить на Россию Швецию и Турцию, о русских надеждах на верность Дании, «о положении нашем с татарами», о вероятном продолжении войны, но уже с новыми противниками, и сопровождает свои послания переводами иностранных документов, способных заинтересовать брата патрона. Кроме прочего, Фонвизин снабжает генерала письмами «Его Величества Короля Великобританскаго» к «Датцкому королю» «из Сент Жемса», «короля Датскаго к его Величеству Королю Великобританскому» или графа Остена «Его Британскаго Величества Чрезвычайному Посланнику при Дацком короле, находящемуся в Копенгаге».
Из собственных писем Фонвизина следует, что дела российские находятся в таких «критических обстоятельствах», что глава министерства и его подчиненные вынуждены трудиться не покладая рук. И это притом что Никита Панин имел репутацию человека ленивого и любящего праздность: среди отличительных черт его характера английский посланник Джеймс Гаррис называет «добрую натуру», «огромное тщеславие» и «необыкновенную неподвижность», необыкновенную настолько, что, по язвительному замечанию Екатерины, Панин «когда-нибудь умрет оттого, что поторопится»; новый же секретарь министра, по собственному признанию Фонвизина, в свое время «заслужил имя ленивца», правда, не по складу характера, а по причине мучительных головных болей, о которых, кстати говоря, он периодически рассказывает Петру Панину. Объясняя скучающему генералу причины, препятствующие исполнению его «сердечного долга», написанию обстоятельных и пространных посланий, Фонвизин ссылается на полное отсутствие свободного времени: «стечение множества дел в канцелярии его сиятельства графа братца вашего лишает меня счастия служить вам пересылкою других пьес» (дипломатических реляций. —