Фонвизин

Начиная со второй половины XVII века в России накануне или во время войны обязательно печатались «Ектении (общие молитвы. — М. Л.) о победе на супостаты», будь то «агаряне»-турки или «еретики»-шведы. В XVIII веке Россия воевала часто, и этот текст был издан в 1703, 1722, 1736, 1742, 1757, 1768, 1787 годах. На голову «супостата» призывались всевозможные небесные кары вплоть до его полного истребления — Россия как Новый Израиль считала себя вправе надеяться, что все ее враги подвергнутся поистине библейскому уничтожению. «Память их с шумом потреби, да уведа, яко имя тебе Господь» — эта цитата из 108-го псалма встречается во всех предвоенных молитвенных текстах, вплоть до изданного во время екатерининского царствования. В «Ектении о победе», появившейся в самом начале Первой турецкой войны, в 1768 году, этот фрагмент выглядит принципиально иначе: «…величеством славы своея умягчи их жестокосердие, да сведят, яко имя тебе Господь силный в бранех и готовый покровитель неповинности». Просвещенная императрица, собеседница Вольтера и Дидро, истребления целых народов не желала, по отношению к захваченным пугачевцам желала проявить милосердие (1 января 1775 года Екатерина просила М. Н. Волконского помогать судьям «внушить умеренность как в числе, так и в казни преступников») и окружала себя людьми, столь же просвещенными и гуманными, как и она: тот же граф Панин, прочитав дело казненного при Анне Иоанновне Артемия Волынского, был потрясен настолько, что едва не скончался от удара.

Фонвизин же с нетерпением ждет окончания затянувшейся войны с турками и надеется, что, несмотря на происки некоторых европейских держав и дипломатическую бездарность определенного для ведения мирных переговоров Григория Орлова, кровопролитие не будет бесконечным. В конце мая 1772 года он сообщает Петру Панину: «Ваше сиятельство столько имеете причин радоваться тому, что все уже устроено к трактованию о мире, сколько беспокоиться о том, чтоб сие устроение не разрушилось от того, кто посылается исполнителем. Правда, что мудрено сообразить потребный для посла характер с характером того, кто послом назван; но неужели Бог столько немилосерд к своему созданию, чтоб от одной взбалмошной головы проливалась еще кровь человеческая». В августе 1772 года Фонвизин пишет тому же корреспонденту, что попытки «гордого» австрийского двора «положить преграду нашему вожделенному миру» обречены на провал, поскольку «и самому Богу нельзя попустить, чтоб злоба торжествовала, а кровь невинных лилась». В своих прогнозах осведомленный секретарь Панина старается оставаться сдержанным оптимистом и в том же письме сообщает, что «хотя в самом деле за будущее ручаться невозможно, однако турецкое изнеможение, вступление австрийцев в общее с нами согласие и самая справедливость дела нашего подает причину надеяться, что мир будет заключен по положенному основанию». Однако в Фокшанах, где в августе 1772 года проходили переговоры, мир заключен не был, и уже через год, в датированном 28 сентября 1773 года письме А. М. Обрескову в Бухарест, он вновь жалуется на непрекращающуюся войну, «не приносящую нам ни малейшей пользы, кроме пустой славы», а значит, бессмысленную и препятствующую вожделенному миру. В таком настроении Фонвизин будет пребывать до июля 1774 года, когда в деревне Кючук-Кайнарджа Россия и Турция договорятся о давно чаемом мире. В отличие от своего славного и воинственного предка ротмистра Дениса Фонвизина, бывший сержант лейб-гвардии Семеновского полка, а ныне «надворный советник при Государственной коллегии иностранных дел» Денис Иванович Фонвизин предпочитает участвовать в бумажных битвах и проливает не кровь, но чернила. Он человек смирный, семейный и сугубо штатский.

Знакомство с Тома

Вновь Фонвизин обращается к литературному творчеству лишь через несколько лет после завершения потрясших Россию внутренних и внешних неурядиц. В 1777 году в Петербурге выходит анонимный, но, несомненно, принадлежащий Фонвизину перевод «Слова похвального Марку Аврелию», созданного членом Французской академии, человеком в высшей степени добродетельным и талантливым, в недалеком будущем — знакомым Фонвизина, певцом великих героев Европы, Антуаном Леонаром Тома. Случайно или нет, но большинство авторов переведенных Фонвизиным сочинений принадлежали к числу пылких почитателей российского императора Петра Великого: сочинителями отдельных фрагментов и обширных трудов, посвященных этому удивительному правителю московитов, были Вольтер, Куайе и Хольберг. Отечественная публика, привыкшая к обожествлению первого российского императора, беспримерного гения и творца новой России, была готова выслушать восхищенных иностранцев, но лишь в том случае, если они не стремились к излишней объективности и не позволяли себе критиковать величайшего российского героя. В противном случае труд оставался непереведенным или подвергался существенной правке русского переводчика.