Фен’Харел не разделял этих страхов, он все еще видел в собратьях благородство, с каждым годом уходящее все глубже. Маг снова погладил Эллану по волосам. Он хотел успокоить ее, но не знал, как следует это сделать. Свободный эльф не мог разделить ее горе, он понимал его лишь со стороны, однобоко, не чувствуя полной тревоги, что сейчас занимала ее сердце. Эванурис осторожно поцеловал рабыню в щеку, наклоняясь.
– Я могу прямо сейчас все объяснить Фалон’Дину и мы с тобой уйдем, выкупив Шартана. Можем предложить выменять его на одну из моих охотничьих собак, Фалон’Дин давно на них зарится.
– Как благородно, – шепнула Эллана, тыльной стороной ладони утирая слезы. – Жизнь раба приравнивается к жизни собаки.
На этот раз маг ей не ответил. Дикарка прижалась к его груди, слезы ее намочили сюртук, сделав зеленую ткань еще более темной. Эванурис пытался улыбнуться, чтобы прогнать с лица девушки эту грустную мину, но не смог. В такой неприятный момент он просто не мог улыбаться. Впрочем, проблемы это бы не решило, потому что лицом девушка все равно уткнулась в его грудь, и не смогла бы увидеть его слабых попыток развеселить ее.
– Шартану не поздоровится, если этот гад узнает, что он мой брат. Ты же знаешь, что он меня ненавидит.
– Ну… – заговорил эльф уклончиво. – «Ненавидит» – не совсем то слово, что ты ищешь, Эллана.
Возможно. Эванурисы проявляют и чувства, и эмоции не так, как простые смертные. Наверняка маг лучше знает, он-то может прочитать желания собратьев по их лицам, а рабам остается лишь гадать и молиться несуществующему Творцу о защите или милости. Эллана, не любившая упрашивать невидимых и несуществующих существ о чем-либо, никогда этого не делала, но сейчас ей жутко хотелось, чтобы к ее просьбе прислушался кто-то, чтобы по велению неведомого существа, более могущественного и сильного, свершилась ее воля.
Дикарка резко отстранилась, радуясь тому, что маг не просил ее подводить глаза. Она похлопала по своим щекам, чувствуя, как кровь приливает к коже, делая ее более румяной. Эллана стояла спиной к хозяину, теперь почему-то застеснявшись своего состояния. Будто у нее не было права на слезы в этот момент, не было никаких прав на грусть.
– Вернемся? – спросил мужчина, положив руку на ее плечо. – Я поговорю с Фалон’Дином, не скажу ему, что этот дикарь – твой брат или соплеменник, если он сам не знает об этом. Все получится.
– Пошли, – шепнула Эллана в ответ. – Меня… Меня немного трясет.
И в глазах у нее темнело, но дикарка об этом умолчала. Она вцепилась в руку мага, и тот почувствовал, что ладошка ее чуть-чуть вспотела. Эльфийка прикрыла глаза, собирая силы. Ей снова придется увидеть брата с этим клеймом на лице, с ошейником на шее, и в этот раз сам Шартан заметит ее в пестрой толпе плененных или свободных от чужого гнета эльфов.
– Это ничего, – ответил ей Фен’Харел. – Я поговорю с ним, а ты посидишь в зале, выпьешь вина или сока, как захочешь.
Проходя мимо одной из прислужниц, эльф поцеловал Эллану в плечо. Его связь с рабыней совершенно не смущала, а вот девушка, державшая поднос с канапе из сыра и глубинных грибов, почему-то отвела взгляд. Господа не редко обращают такое внимание на своих прислужниц, но чтобы вести себя с ними столь нежно… Такое, пожалуй, случается крайне редко. И Фалон’Дин, конечно, бывал мягок с подчиненными, уделял некоторым особенное внимание, но не так часто, чтобы привыкнуть. Раз в сто, в пятьдесят лет.
Двери оставались открытыми, совы, изображенные на них, так же вращали зрачками. Маг громко хмыкнул, заметив, что Андруил напилась до такой степени, что начала истерически смеяться, слушая очередную бессюжетную историю от Джуна. Дикарка по сторонам не смотрела, она уже огляделась. Шартана в помещении не было, Фен’Харел и сам удивился его пропаже.
– Куда делся Фалон’Дин и тот юнец, что показывал фокусы?
– Хорошенький, да? – спросила Гилланайн в ответ. – И эта его серьга в ухе так к месту, будто и правда дикарь. Он, кажется, ушел вместе с братом, а парнишку увели, чтобы он переоделся для другого номера. Фалон’Дин сказал, что он даст еще одно представление чуть-чуть позже.
Но господам, похоже, уже хватило развлечений. Гилланайн, стоявшая рядом с бокалом вина, была единственной, кто умудрился сохранить рассудок чистым, а сознание – здравым. Эльфийка кротко улыбнулась, слегка поджав красивые губы, когда встретила на себе взгляд Элланы. Она сама никогда не была дикой или свободной. Родилась в рабстве, но родилась с магией внутри, магией, освободившей ее от гнета. Как оказалось, слишком сильной магией. Конечно, природная красота и шарм, связь с Андруил и блеск глаз тоже сыграли свою роль в становлении ее личности, но это в куда меньшей форме.
– Я поищу его, – сказал маг, помогая Эллане сесть рядом. – А ты останься тут. Жди меня.