Элиза видит его теперь, рука вытянута в сторону той двери, перед которой они с Зельдой стоят, как нашкодившие и пойманные дети. Все в комнате поворачивают головы. Все мужчины смотрят на них, на женщин-нарушительниц, и щеки Элизы горят, она чувствует каждый уродливый дюйм ее заляпанной грязью форменной одежды.
– Прошу прощения у всех, но дамам не положено тут быть, – Флеминг понижает голос, словно муж, распекающий жену на людях. – Зельда. Элиза. Сколько вам говорить? Когда люди работают внутри…
Зельда сжимается подобно человеку, привыкшему получать удары, и Элиза делает шаг в сторону, инстинктивно закрывая подругу собой. И это движение, к ее ужасу, приводит к тому, что она оказывается точнехонько на пути у торопящихся мужчин.
Элиза задерживает дыхание, расправляет плечи.
В молодости ее не раз подвергали телесным наказаниям, и даже в «Оккаме», хотя это и произошло больше десяти лет назад, на нее поднимали руку – Флеминг вытащил ее за руку из шаткого офисного кресла, на которое она забралась, чтобы собрать паутину в углах; биолог хлопнул ее по предплечью, когда она потянулась за картонным стаканчиком, где находился вовсе не кофе, а некий образец; охранник сильно шлепнул ее по спине на пути к лифту.
– Не уходите, – произнес мужчина с акцентом.
Кайма его белого халата намокла, угодив в бассейн, и летние туфли с дырочками хлюпают по полу, точно собачий язык. Он поворачивается к Флемингу, вскидывая руку.
– Эти девушки имеют допуск?
– Они уборщицы. Само собой, что они имеют допуск – чтобы убирать грязь.
– Если они имеют допуск, не должны ли они остаться?
– Со всем уважением, доктор, но вы новичок. Внутри «Оккама» свои правила.
– Но разве они не будут чистить эту лабораторию время от времени?
– Будут, но только по моему непосредственному запросу.
Взгляд Флеминга перескакивает с ученого на Элизу, и в нем она читает признание, что Ф-1 оказалась преждевременно занесена в ЛПК. Она резко опускает голову, смотрит на безопасные бутылочки и баночки, но слишком поздно: жало уже вонзилось, гордость Флеминга уязвлена, и наказанием для них с Зельдой станет дополнительная работа.
Ученый с акцентом ничего этого не видит, он все еще улыбается, убежденный в своей доброте. Подобно большинству привилегированных мужчин с хорошими намерениями, он не имеет представления о приоритетах тех, кто вынужден работать обслугой, о том, что больше всего на свете они хотят провести свою смену, не привлекая внимания.
– Очень хорошо, – говорит ученый. – Каждый должен понимать важность образца. Поэтому ошибки невозможны.
Флеминг поджимает губы и ждет, когда конструкционная бригада покинет комнату. Элиза и Зельда сжимаются под нахальными оценивающими взглядами мужчин. Ученый, не замечающий дискомфорта Элизы, выставляет руку для пожатия.
Элиза задыхается от ужаса, глядя на его аккуратно подстриженные ногти, чистую ладонь и накрахмаленную манжету. Какое наказание придумает Флеминг за подобное? Нарушение этикета «Оккама»… но куда хуже, чем взять эту руку, будет ее проигнорировать, так что она протягивает свою так апатично, как только можно.
Ладонь ученого влажная, но пожатие кажется искренним.
– Доктор Боб Хоффстетлер, – он улыбается. – Как вы работаете в такой обуви?
Элиза шаркает несколько дюймов назад, чтобы тележка скрыла ее туфли от взгляда Флеминга. Непозволительно, если он заметит голубые «Дейзи» второй раз за смену. Невозможно пережить, если он оштрафует ее за подобный мятеж.
Теперь Хоффстетлер не упускает ничего, он видит ее маленькое бегство и вытягивает шею. Выглядит так, что он ждет ответа, и Элиза умудряется изобразить улыбку на полыхающем лице и стучит пальцем по бейджу с именем.
Брови ученого изображают полное симпатии понимание.
– Самые умные из живых существ, – говорит он мягко, – часто производят меньше всего звука.
Хоффстетлер улыбается снова и обходит Элизу, чтобы поприветствовать схожим образом Зельду. И хотя Элиза напугана до ужаса и горбится, чтобы сделать себя как можно меньше, она не может не признать, что улыбка, которую она только что получила, – самая теплая за все ее годы в «Оккаме».
Это отличный утюг, нет сомнений.
Можно забыть о фильтре, продукция «Вестингауз» глотает воду прямо из крана, а еще она настолько дружелюбна, что все настройки расположены на единственной круглой рукоятке. И в комплекте идет специальное крепление, чтобы размещать устройство на стене; это будет особенно удобно тогда, когда у гладильной доски появится постоянное место.
Сейчас она разложена в гостиной перед ТВ.
Именно так ее подруги в Орландо, сплошь жены военных, занимались своими домашними делами. Лэйни всегда сопротивлялась, но затем однажды, когда Ричард был на Амазонке, она попыталась слушать «Молодой доктор Мелоун» и «Перри Мейсон» по радио во время глажки и увлеклась слишком сильно, одолела целую корзину белья из прачечной, даже не заметив этого, и это обеспокоило ее.
То, как легко она справилась с этой задачей, как уныло.