Форма жизни № 4. Как остаться человеком в эпоху расцвета искусственного интеллекта

Почему мы доминируем на планете? Ведь мы не самые сильные – те же львы и медведи существенно сильнее. У нас не самый большой мозг – у кашалотов он существенно больше – семь-восемь килограммов против наших одного-двух (в среднем масса человеческого мозга составляет 1,4 килограмма, но вот мозг Ивана Тургенева весил 2,012 килограмма, а мозг Анатоля Франса – 1,017 килограмма). Причин для нашего «царствования» ровно две. Первая – мы самые общительные и умеем эффективнее других животных объединяться в группы для выполнения сложных задач. 70 000 лет назад такой задачей была охота на мамонта, которого в одиночку человек завалить не мог, поэтому начал искать аргументы для привлечения к этому делу соплеменников. Сегодня десятки тысяч людей совместно строят космические корабли и программируют искусственный интеллект – задачи, доступные только высокоорганизованным системам с развитой специализацией групп, а не отдельным людям. Вторая причина – мы единственные из животных, кто нашел способ сломать главное природное ограничение – время. Насколько сильно дельфины и их предки усовершенствовали свой сонар за последние 100 000 лет? Научились ли ящерицы летать? Появилась ли у рыб молекулярная медицина? Научились ли летучие мыши зажигать лампочки? Создали ли муравьи интернет? Нашему биологическому виду около 200 000 лет. Человечеству (примерно в том виде, что мы наблюдаем в теленовостях) около 70 000. Мы очень молоды. Но все же достигли всего вышеперечисленного за последние 200 лет – отрезок времени, в масштабах эволюции означающий «мгновенно». Причем чем сложнее были условия развития, тем быстрее мы искали инструменты и способы решения. Жители Европы, в отличие от обитателей экваториальных стран, постоянно находились в цикле четырех сезонов, долгой зимы и были вынуждены непрерывно совершенствовать свои орудия труда и охоты, технологии консервации и хранения пищи и, наконец, методы передачи знаний. Не от хорошей жизни – это было вопросом выживания, ибо бананы и кокосы не были доступны им круглый год. Эти народы закалялись насилием, голодом и эпидемиями, скосившими, например, в XIV веке от 20 до 90 % населения крупнейших городов Европы. Но наградой за эти испытания стал техногенный рывок, существенно более масштабный, чем в других регионах. В итоге мир, каким мы сегодня его знаем, является следствием технологического преимущества стран Западной Европы. Именно испанские и португальские каравеллы вторглись на американские континенты и за считаные годы уничтожили 90 % местного населения (в основном за счет болезней вроде оспы и кори, к которым местные не имели иммунитета). Быстрая колонизация обеих Америк произошла успешно не потому, что тамошние коренные жители отличались от нас биологически – у нас одна и та же ДНК, – но с точки зрения технологической эволюции они отставали от Старого Света и были им отодвинуты на задворки истории как мешающие выполнению намеченных целей. Нынче технологическую эволюцию подстегивает не только и не столько соперничество между государствами и нациями, сколько деловая конкуренция – нужны ли нам умные холодильники с выходом в интернет, решают маркетинговые умы компаний, а не потребитель. И эта неумолимая бизнес-конкуренция обрекает нас на суровое испытание – создаваемый нами искусственный интеллект (ИИ или AI – от английского artificial intelligence) представляет собой следующую, более совершенную версию нас. Эта сущность лишена оков медлительности эволюции и не нуждается в биологической селекции – она тоже использует технологию для быстрого самосовершенствования, но, в отличие от нас, не является «добровольно» смертной.