Формат. Сборник литературных миниатюр

Странное приключение случилось со мной третьего дня. Моя кошка Анфиска известная вредина: от всего, кроме своего любимого корма, наотрез отказывается. А тут, как на грех, он, паразит, кончился. Делать нечего, пришлось мне ковылять до ближайшего зоомагазина. Иду я уже обратно, а меня кто-то хлопает по плечу. Оборачиваюсь, а это – давний мой приятель Склярский. Ничуть не поменялся! Настоящий молодец: чёрные глаза всё ещё горят, нос красивый – орлиный, лицо бритое, и сияет весь. Для своих лет – удивительная молодость! Сто лет не виделись, а как-то узнал меня. Хотя, может, где-то по телевизору или в интернете углядел мою физиономию, кто знает. Тем нелепее мне показалось его замечание о моём старом пальто, которое, дескать, на свалку отправить надо. Зачем? Да, оно плохенькое, но меня, что в старом, что в новом, знающие люди одинаково любят и уважают. Впрочем, это чепуха! Чтобы на улице даром не стоять, предложил я Склярскому ко мне домой зайти. Живу я недалеко, по улице сразу за углом. Погода стояла дивная. Осень, а всё равно тепло, и солнце светит так ярко, что петь хочется. А в моём переулке ещё клёны и липы листву скинули. Идёшь и будто по мягкому пёстрому ковру ступаешь, и душа радуется. Хотел я было Склярскому про свой подъезд рассказать, какие знаменитые люди из числа художников, писателей и прочих поэтов топтали здесь лестницу, да передумал. А то ещё решит, что я хвастаюсь. Зашли в квартиру, а моя Анфиска так к ногам гостя и липнет. Понравился он ей страшно. Кошки всегда что-то чувствуют в людях. Показал ему своё обиталище. Признаюсь, особенно удивить было нечем, но у картины с тонким намёком некоторое время я всё же постоял. Но, боюсь, Склярский ничего не понял. А ведь картина, которую мне недавно подарили, она великая. Написанная с талантом и умом. Уверен, в будущем немалых денег стоить будет, а мне её просто так на юбилей вручили. Кругом одни добрые люди! Позвал на кухню чай пить, а чтобы обстановка там стала уютней, зажёг свою старую и особенную лампу. Она всегда выручала и создавала вокруг себя такой чудесный и тёплый свет, что в праздничной сказке себя ощущаешь. И, хотя Склярский сперва хотел выпить что покрепче, чего в моём доме уже лет двадцать не было, мне всё-таки удалось порадовать его своим чаем. К чаю я всегда относился очень трепетно. Это мой давний и верный друг и в горе, и в радости, поэтому к его выбору я всегда подхожу ответственно и приобретаю самый первоклассный, который и во всём городе найти непросто. Поговорили о том о сём. Я рассказал, что посвятил свою жизнь сказкам, что собираю их и даже имею смелость писать. Склярский же поведал о том, что дважды был женат и уже имеет трёх внуков, один из которых вот-вот поступит в экономический институт. На прощание в коридоре мы сердечно обнялись и пообещали друг друга более не терять. Даже Анфиска вышла проводить гостя. Вернувшись на кухню, я заварил себе ещё чаю и с грустью подумал, что будь моя жена ещё жива, то, наверное, смогла бы принять гостя лучше, чем я, старый болван. Может быть, поэтому Склярский и уходил от меня немного опечаленный. А может, он просто не очень счастливый человек, ведь всё нет-нет да о деньгах говорил и волновался. А разве можно найти в них счастье?

13.09.21

Господин американец

– Я убью его! На дуэль! Завтра же, в шесть утра за городом! Зимин, вы будете моим секундантом?

Зимин осторожно снял пенсне и посмотрел на друга. Молодой Дашков уже с полчаса без перерыва бранился в своих меблированных комнатах.

– Буду, если желаете, – меланхолично ответил Зимин.

– О, верный друг Зимин! – обрадовался Дашков, торжествующе поправляя усы. – Тогда сейчас же ступайте к этому негодяю и сообщите о вызове! Право выбора оружия оставляю за ним. Пистолеты, сабли – всё равно! Только немедля!

– Я-то схожу, – Зимин нехотя поднялся, – да беда в том, что ваш враг – американец.

– И что? У американцев нет понятия о чести? Эти понятия едины для всех.

– Так-то оно так, – согласился Зимин и хотел было ещё что-то добавить, но не стал и вышел.

Рано утром Дашков и Зимин выехали в коляске за город. Солнце только просыпалось, на полях лежала роса, и Дашков с блаженством представлял, как пустит пулю своему обидчику прямо в лоб или же тот, если окажется проворнее, убьёт самого Дашкова. Любой исход был благородным. Но как только коляска стала спускаться с холма, Дашков заподозрил неладное. Внизу, там, где должна была проходить дуэль, Дашков увидел праздное столпотворение. Сколачивались трибуны, повсюду сновали люди с корзинами для пикников, а над всем этим висел транспарант с надписью: «Стреляйтесь с русскими только из наших надёжных пистолетов „Гаррисон, Шалдуновский и сыновья“».

– Я же говорил – американец, – презрительно напомнил Зимин.

Дашков уже не так воодушевлённо вылез из коляски и попросил Зимина сходить и узнать насчёт дуэли. Вернулся Зимин с каким-то низеньким толстяком с подвислыми усами.

– Конечно, вы будете драться, – заверил толстяк, – осталось только утрясти детали.