Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

Часто именно шины выигрывают или проигрывают гонку. Последние двенадцать лет команды «Формулы-1» ежегодно брали у японской компании «Бриджстоун» порядка 30 тысяч покрышек на общую сумму около 40 миллионов долларов — совершенно бесплатно. Взамен производитель получал рекламу в ходе гоночных трансляций на сотню с лишним стран и благодаря ей добился всемирного успеха. В 2009 году менеджмент «Бриджстоуна», пресытившись маркетинговыми достижениями, решил разорвать контракт. Свои услуги предложили сразу три поставщика: «Мишлен», «Пирелли» и «Эйвон» — но уже небезвозмездно. Несколько недель назад Жан Тодт от лица команд пообещал французской корпорации «Мишлен» 3 миллиона долларов за комплект шин на весь сезон. Экклстоун подозревал, что Тодт благоволит «Мишлену», поскольку его сын рассчитывал создать собственную гоночную команду. Сам Берни относился к Тодту с прохладцей и не поддерживал его избрание. Находясь в Монако, он договорился с «Эйвон» о цене в 1,5 миллиона и одновременно добивался выигрышного предложения от «Пирелли».

— Решать вам, а не Тодту, — сказал Берни руководителям команд. — Предоставьте это мне, — потребовал он своим привычным южнолондонским говорком. В этой битве он не собирался уступать. — Тодту я проигрывать не намерен, — заверил Экклстоун.

Берни управляет делами «Формулы-1» с 1974 года. Умение торговаться у него в крови — тут Экклстоуну вообще мало равных. Договориться о поставке 200 комплектов резины на команду — дело само по себе плёвое, но удачная сделка для него как кислород. Перед отъездом Берни из Монако представитель «Мишлен» пообещал снизить цену вдвое, после чего в моторхоум зашёл глава «Мерседеса» Норберт Хауг и выступил в поддержку этого соглашения. Однако Экклстоуну хотелось большего. Любая, даже мизерная экономия, помноженная на миллиардный годовой бюджет «Формулы-1», укрепляет его господство. Каждый день он в одиночку выслушивает требования двенадцати команд, девятнадцати автодромов в восемнадцати разных странах, а также бесчисленных спонсоров, сотни с лишним вещательных компаний и спортивных организаций — добиваясь на выходе идеального зрелища. При этом Экклстоун почти никогда не досматривает гонку до конца.

Гонщики прошли только половину дистанции, а Экклстоун уже вышел из моторхоума, попрощался со всеми, кто толпился в у входа в его персональную столовую, — в том числе с Ники Лаудой — и направился к вертолётной площадке. Не желая угодить в толпу зрителей, он никогда не дожидался клетчатого флага. Уже через двадцать минут Берни раскинулся в мягком кожаном кресле «фалькона», изучая в «Обсервер» материал, подготовленный к старту Гран-при Монако. Прямо под заголовком «Герои рождаются на улицах, где смерть ждёт за каждым поворотом» расположилась зернистая чёрно-белая фотография гонки 1957 года. Группу из восьми машин возглавлял легендарный аргентинец Хуан Мануэль Фанхио.

— Две «феррари», вот эта «мазерати» и «лянча» — теперь мои, — гордо указал Экклстоун на фотографию, где старые машины проносились мимо давным-давно разрушенных зданий.

Экклстоун всегда с тоской вспоминал «те времена» и свою коллекцию из восьмидесяти винтажных болидов «Формулы-1», выставленную, словно в музее, в одном из ангаров Биггин-Хилла.

«Фалькон» шёл на снижение над устьем Темзы, направляясь к своему персональному аэродрому, а Экклстоун смотрел на Дартфорд.

— С тех пор как уехал, ни разу туда не возвращался, — заметил он. — Незачем. — Он чуть помедлил и ещё ближе придвинулся к иллюминатору. — Вот это был мой дом. И тот тоже…

Он замолчал. Немногие живые свидетели того, как начинался путь Экклстоуна к вершине, теперь вполголоса поминают жертв его блестящей карьеры.

— Я не ангел, — признаёт Берни.

Время сгладило острые грани, однако стальной сердечник никуда не делся.

Направляясь из аэропорта Биггин-Хилл домой, в Найтсбридж, Экклстоун задумался уже о следующем, стамбульском, этапе. Он вдруг понял, что моторхоум придётся везти из Монако через всё Средиземное море.

— Пустые траты, — спокойно заметил Берни.

На заднем сиденье джипа расположился Паскуале Латтунедду — уроженец Сардинии, которого нашла для Берни его бывшая жена Славица. Он в мгновение ока связался с австрийцем Карлхайнцем Циммерманом — «хозяином» моторхоума.

— Автобус должны доставить из Италии в Стамбул, — объяснил Циммерман.

— Мистер Э. передумал, — сказал Латтунедду.

Берни Экклстоун с самого рождения умел считать деньги.

2. Азартные игры

Родители Берни Экклстоуна никогда ничего не праздновали. На Рождество они не дарили подарков, не собирались за столом всей семьёй, а Берта Экклстоун ни разу не устраивала торжества в день рождения сына. Всё изменилось, когда семья перебралась на юго-восток Лондона и ему исполнилось восемь. 28 октября 1938 года сестра матери тётя Мэй испекла торт, приготовила сандвичи и позвала в гости соседей. Ошарашенный Бернард убежал и бродил по Дартфорду до темноты.

«Они из-за меня беспокоились», — понял он, когда всё же вернулся домой.