— Вы не перестаете меня удивлять, Илья Алексеевич, — прошептал в ответ криминалист. — Еще вчера вас никак не интересовало это золото, а сегодня — «надо разведать».
— Я совершеннейший профан в химии, без вашего экспертного мнения мне не обойтись.
Жарков бросил на Ардова взгляд, желая понять, сколько в этих словах искренности. Он явно был польщен приглашением сыщика.
— Короче, господа чины полиции, — вздохнув, Троекрутов встал и вернулся на место, с которого начинал торжественное собрание. — За доблестную и беспорочную службу Управление полиции награждает медалью за беспорочную службу старшего помощника пристава фон Штайндлера Оскара Вильгельмовича.
Облаухов поднес шкатулку с наградой, которую все это время держал в руках перед собой на красной подушечке. Евсей Макарович нацепил штабс-капитану медаль на грудь, троекратно облобызал и громко провозгласил:
— Христос воскресе!
— Воистину воскресе! — с облегчением выдохнули чины полиции.
— Не изволите осетринки отведать, ваше высокоблагородие? — поинтересовался Облаухов, приподняв на столе газетный лист, под которым был устроен маленький «кюба»,[42] составленный из подношений, присланных с утра в участок владельцами ближайших лавок по случаю праздника.
— Изволю, — коротко ответил Евсей Макарович и протянул руку к бутылке романеи.[43]
Жарков и Ардов незаметно выскользнули из участка, договорившись с Облауховым, что в случае вопросов он доложит господину приставу, что чины полиции отбыли по неотложному делу.
Через три четверти часа Жарков постучал в дверь в Сукином переулке. Та оказалась незапертой и со скрипом отворилась. Переглянувшись, коллеги прошли внутрь.
В центре лаборатории на золотом шнуре вверх ногами висел Горский. Горло его было перерезано, и из раны на пол натекла порядочная лужа крови.
Глава 30
Опять убийство
Из числа празднующих чинов полиции на зов Ардова, изложенный в записке, которую снес в третий участок мальчишка-рассыльный, смогли откликнуться только двое: околоточный надзиратель Свинцов, на которого никак не влияло количество выпитого, и письмоводитель Спасский, который вообще не пил.
Свинцову Илья Алексеевич велел разыскать и доставить на место преступления господина Аладьина, а Спасский взялся составлять протокол осмотра под руководством Жаркова.
— На передней части шеи расположена резаная рана размером полфута, — диктовал криминалист, склонившись над уже снятым и уложенным на пол трупом. — Края раны ровные. Левый угол острый. Трахея перерезана на уровне верхнего края гортани. Верхний край хряща трахеи также надрезан. Рана имеет прямое поперечное направление, что может говорить в пользу ее нанесения посторонней рукой.
Ардов вертел в ладони золотой слиток в виде грецкого ореха, найденный в ящике стола, куда он попал, очевидно, после сенсационного опыта. Пошарив рукой, Илья Алексеевич, к своему удивлению, обнаружил среди бумаг еще один точно такой же слиток. Там же он заметил фотокарточку, на которой Горский был изображен вместе с тем самым индийским раджой, пропавшим в финале эксперимента. В ухо Ардову запищал комар. Сыщик хлопнул себя по щеке, чтобы прибить кровопийцу.
— Сначала перерезали горло, потом подвесили… — сказал Жарков, подойдя сзади. — Так в старину казнили алхимиков… Когда они выдавали миру тайные знания.
— Эх, не удержался, дедушка, — раздался голос околоточного надзирателя, услыхавшего пояснения криминалиста. — Видать, хвастлив был. Да-с, гордыня — она такая, любому язык развяжет.
Ардов развернулся. Приведенный Свинцовым Аладьин стоял у входа, прислонившись к стене. Сам Свинцов глотал воду из стеклянного кувшина, обнаруженного на столе. Аладьин был бледен и смотрел на труп профессора полными ужаса глазами. Илья Алексеевич приблизился к нему и показал слитки.
— Вчерашний эксперимент был не первым?
Аладьин перевел на сыщика ошарашенный взгляд.
— Иван Данилыч, — обратился Ардов к околоточному надзирателю, — вы не могли бы подать воды?
Свинцов протянул Аладьину стакан, тот сделал несколько жадных глотков.
— Итак? — поторопил Ардов.
— Неделю назад мы уже п-провели удачный опыт. Тогда профессор не за-за-за…
— Заяц? — поторопился подсказать Свинцов.
— Иван Данилыч! — скривился Ардов.
— Виноват, — согласился околоточный и пошел помогать Жаркову осматривать карманы покойного.
— …не за-ахотел обнародовать результаты, — докончил мысль Аладьин. — Он считал, что необходимо закрепить успех.
— Когда вы в последний раз видели профессора?
— Тогда же, когда и вы, — на эксперименте, — Аладьин сделал еще несколько глотков. — А после я сразу ушел.
— Почему не остались праздновать? Ведь для вас это… знаменательное событие?
— У меня сильно разболелась го-голова, а от этого у меня случаются п-приступы…
— Приступы?
— У меня слабые сосуды… Простите, я могу сесть?
Ардов сделал шаг назад, давая возможность Аладьину пройти и занять стул.
Жарков и Свинцов извлекали и выкладывали на поднос предметы из карманов покойного — платок, часы, ключ, несколько монет… Спасский аккуратно фиксировал находки в протоколе.
— У профессора были враги? — продолжил опрос сыщик.