Формула Бельмондо

У страуса была своя выгороженная территория, в той стороне, где стоял небольшой домик на отшибе, по первоначальному плану предназначавшийся для обслуги-охраны. Но поскольку рядом с особняком Капель жили Данила с бабкой, вопрос об охране и обслуге отпал сам собой. Соседские услуги оказались и дешевле и сердитей.

Данилу его недруги дразнили лакеем. В спину можно было услышать, «о. о, вот Кащей-лакей пошел». И сколько Данила ни утверждал, что он мажордом, это непонятное иностранное словечко за ним не прижилось. Всем своим завистникам он хотел чем-нибудь сногсшибательным утереть нос. Придумал пока одно, проехаться верхом на Ваське через весь город. Вот и гонял птицу каждый день до упаду, тренировал, готовил к своему триумфальному выезду, пока сногсшибательный удар не получил.

Васька видно забыл вчерашнее недоразумение и доверчиво подошел к нам. А мой дружок кипел злостью и косил заплывшим глазом на ничего не подозревающую птицу. Из веревки Данила сделал петлю и расстелил ее на земле. Как только страус ступил в этот круг, мой дружок дернув за веревку и крепко затянул узел.

Пол дела сделано! – удовлетворенно заявил он и грозно спросил птицу: – Ну, что заморская скотина, будешь препятствия брать? Кого спрашиваю балбес?

Данила стал подтаскивать страуса к деревянным ступеням крыльца. Ваське это совершенно не понравилось, и он постарался клюнуть обидчика. Однако сопротивление птицы было бесполезным. Через пару минут она была привязана к резному столбу в двух местах, у ног и у шеи. Птица совсем не трепыхалась, и лишь удивленно косила на моего дружка зеленым глазом.

Данила взял в руки топор.

Я так до конца и не верил, что он всерьез собирается отмахнуть двуногому скакуну голову. Не совсем же мой приятель чокнутый, обратно ведь ее не пришьешь. Голова – не лапа, а он, не виртуоз хирург. Да и лапа у Шельмы наверно висела на лоскутке кожи. Привирает мой дружок.

Пока меня одолевали сомнения насчет вменяемости доморощенного эскулапа, он взмахнул топором и…

– Что ты делаешь?

Поздно! Топор сверкнул на солнце отточенным лезвием и опустился на голову страусу Ваське. Птица, почуяв смертельную опасность, в последний момент резко дернула головой, стараясь спрятать ее за столб. Успела. Лезвие лишь вскользь коснулось шеи и впилось в дерево. Хлынула кровь. К моей радости, голова осталась на месте. Страус со страху задергал ногами, будто ему на самом деле отрубили голову. Кое-как, с трудом я выдернул окровавленный топор из столба и отшвырнул его в сторону.

– Ты что совсем обалдел, башку Ваське рубить?

– Ничего, будет знать, как хвост на меня поднимать.

– Я думал ты шутишь.

– Делать мне больше нечего. – согласился Данила.

– Живой?

– Живой!

Мы нагнулись, чтобы лучше рассмотреть рану. С шеи страуса, шкуркой банана свисала стесанная топором кожа. Васька косил на нас испуганным взглядом. Мне показалось, что ничего страшного не случилось, просто надо приложить ее на старое место и перебинтовать шею птице. Заживет как на собаке. Я так и заявил моему дружку. А он хотел мне продемонстрировать свою ассистентскую ученость.

– Держи голову крепче, я ее сейчас иголкой пришью.

– Перевязать просто надо.

– Да держи ты ее, тут делов на две минуты. С кем споришь!

Данила цыганской иглой проткнул сначала висевшую кожу, а потом и шею страусу. Когда иголка вошла в живое мясо, страус дернулся изо всех сил.

– Держи крепче, я уже почти дошил! – заорал на меня Данила. Что он дошил, что он дошил, еще не сделал ни одного стежка. Он всего лишь подтянул кожицу на прежнее место и наживил ее.

– Заканчивай! – крикнул я на доморощенного эскулапа, считая, что иголке тут не место. – Бинтовать пора. Главное голова на месте.

– Да! Пора бинтовать, я ее уже пришил.

Не стал я с ним спорить. Пришил, так пришил. Многие любят приписать себе несуществующие заслуги. Не один такой мой дружок.

– Ну-ка пошевели Ваське голову! – приказал Данила. Я повернул голову страусу в одну и вторую сторону. Данила удовлетворенно заявил:

– Нормально шевелится голова. Будто под топором и не была.

Сзади мне послышался шорох. Я оглянулся назад и остолбенел. Во дворе рядом с Данилиной бабушкой Марфой Егоровной стояла наша общая знакомая, известная на весь город сплетница бабка Меланья.

– Вы чё тут делаете? – грозно спросила своего внука Марфа Егоровна. Она в ужасе смотрела на нас обоих, забрызганных кровью с ног до головы.

– Вот, голову Ваське обратно на место пришил! – Данила в качестве аргумента показал на иголку, свисающую с шеи страуса. Нить он еще не обрезал.

– Ты, что совсем сдурел? – набросилась на него бабка.

– А чё, а чё, сама же говоришь, чтобы я в медицинский поступал, должен же я и свою практику иметь! Сколько мне у Максимыча в ассистентах ходить?

Данилина бабка после того, как ее внук присутствовал на операции, на которой пришили лапу гончей Шельме, прожужжала уши всем своим товаркам, какой у нее внук талантливый. Все на лету схватывает, сам уже оперирует.

– Да будя тебе!

– Чего будя, чего будя, он у меня хошь сейчас у академика Павлова работать смог бы, кровя собакам пускать.