Формула бессмертия

Они еще трудятся, ибо труд — развлечение. Но они заботятся, чтобы развлечение не утомляло их. Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно.

И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться? То и другое слишком хлопотно. Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший дом.

Фридрих Ницше «Так учил Заратустра»

В этот момент меня охватила глубокая печаль. Я более остро, чем когда бы то ни было, ощутил отчаяние от своей человеческой непрочности и недолговечности. Дон Хуан всегда утверждал, что единственным средством, сдерживающим отчаяние, является осознание смерти… Осознание нашей смерти является единственной вещью, которая может дать нам силу вынести тяжесть и боль нашей жизни…

Карлос Кастанеда «Учение Дона Хуана»

Глава 1 У истоков бессмертия

С одной стороны, человечество, сколько себя помнит, мечтает о вечной жизни. Собственно говоря, из этой мечты и родилась религия — сказка об эфирном бессмертии эфемерного духа. Но дух и «тот свет» — нечто малопонятное. А людям хотелось конкретики. Поэтому один из самых древних мифов — эпос о Гильгамеше — рассказывает нам о путешествии этого шумерского героя в поисках бессмертия. Гильгамеш отыскал некоего Утнапишти — шумерского Ноя, святого человека, который спасся на ковчеге от Всемирного потопа. За этот подвиг боги наградили его бессмертием. Утнапишти поделился с Гильгамешом секретом бессмертия. Он, оказывается, заключался в какой-то траве. Добыв сию траву, довольный Гильгамеш отправился домой в рассуждении о том, как бы провести эксперимент — дать народу эликсир бессмертия и посмотреть, что из этого получится.

К сожалению, смелым замыслам не суждено было сбыться, потому что Гильгамеш бездарно профукал эту целительную травку (ее съела змея, пока герой спал) и вернулся к своему народу ни с чем. У него и у его народа осталось только то, что было раньше, — бессмертие бесплотного духа после смерти. Чтобы хоть как-то утешиться, Гильгамеш пошел в храм и попросил бога мудрости Эа установить связь со своим недавно умершим другом по имени Энкиду. Бог связь установил. Но лучше бы он этого не делал! Ибо информация, полученная от бесплотного духа Энкиду, была неутешительной — тот сильно переживал об утраченном теле:

«Смотри! Друг, которого ты обнимал в радости сердца, — Черви его пожирают, как истлевший саван.
Мое тело, которого ты касался в радости сердца,
В пыль и прах превратилось,
В прах и тлен, в прах оно превратилось!»

«Здесь впервые, — пишет В. Авдиев в книге «История Древнего Востока», — с предельной четкостью и в то же время с большой художественной силой и яркостью выражена мысль о неизбежности смерти, которой подвластны все люди, даже те, которые готовы на любой подвиг, чтобы преодолеть неизбежную смерть, даже те, в которых, по меткому выражению автора поэмы, «две трети от бога и одна треть от человека»».

В общем, людям всегда хотелось бессмертия именно в теле, а не в виде чистого сознания, поскольку все радости этому сознанию дарило только оно — тело. Тело могло вкусно кушать, заниматься сексом и щекотать себя разными иными приятными способами. А если нет радостей, к чему бессмертие — для вечной скуки? На фиг! Пришлось религиям вносить коррективы. Ислам прямо обещал павшим воинам райские сады со жратвой и гуриями, христианство тоже сулило своей клиентуре воскрешение и жизнь вечную именно в теле, причем преобразованном — без болячек и геморроя.