А я стал заниматься геронтологией в этих стенах, когда еще никакой геронтологии как науки не было. Моя дипломная работа называлась «Электродвулучепреломление в растворах ДНК». Но поскольку я был заражен геронтологией, стал искать себе геронтологическое место для будущей работы. Из всех, кого я читал на эту тему, мне больше всего понравился Жорес Медведев. Его история интересна… Академик Сахаров был школьным другом Жореса и заразил его идеями демократизации. Жорес написал книжку «Биология и культ личности». Его за эту книжку выперли из Тимирязевской академии, где он тогда обретался, и сослали в Обнинск. За следующую книжку «Взлет и падение Трофима Денисовича Лысенко» его уже отправили куда-то еще. А за третью книгу — о Главлите — вообще выслали из страны, в Англию. Но меня это все не касалось. Меня интересовала только геронтология! И я поехал к Жоресу. Поехал не с пустыми руками. Тогда уже вышли работы Хейфлика, я их проанализировал, накидал свои мысли по этому поводу… В общем, я тыкался всюду, ходил по разным институтам, ища место приложения своему интересу — геронтологии. С большим трудом попал на прием к Энгельгардту, который был директором Института молекулярной биологии. Энгельгардт показал мне английский журнал «Молекулярная биология» и сказал: «Это уважаемый журнал. И в нем нет статей о геронтологии! Вот когда они там будут, приходите, я вас возьму. А пока геронтология — не наука». И так тогда к геронтологии относились все… Эти мои мытарства я печально изложил своему руководителю диплома — Владимиру Андрееву. Он теоретик, закончил Физтех и был одним из дипломников Ландау, занимался рассеянием нейтронов, кажется, а потом решил на основе своих физических знаний создать теоретическую биологию. Тогда многие этим увлекались.
— Я знаю, — сказал я, вспомнив Зенина и покоренческие настроения тогдашней эпохи, прекрасно отраженные в великом фильме «Девять дней одного года».
— Вот группе Андреева и придали меня. Поговорив с Эммануэлем и выяснив, что того в связи с мышками-долгожителями интересует геронтология, Андреев тут же перезвонил мне и сказал: ты всю Москву обегал, ищешь биологические институты, где можно было бы заниматься проблемой старения, а нужно было не уходить далеко от физики и только зайти за стенку — Эммануэль интересуется старением, беги к нему скорее!.. Так, с маленькой научной группы и начала собираться будущая наука. Потом образовалась первая Лаборатория количественной геронтологии. Но специальность «геронтология и гериатрия» официально появилась в реестре ВАК только в 2000 году. А до этого мы все старательно делали вид, что занимаемся молекулярной биологией или теоретической онкологией. Но занимались именно геронтологией! Организовали семинар по геронтологии, на который со всего Союза приезжали специалисты, и для этого семинара им никогда не отказывали в командировочных. Еще бы! Сам Эммануэль тебя на свой семинар пригласил, заметил!..
Это был период, когда мы резко рванули вперед по отношению к мировой геронтологии. Именно тогда все и было впервые сформулировано — роль гормонов, роль свободных радикалов, теломеров, стволовых клеток, антиоксидантов… Все то, вокруг чего сегодня пляшет геронтология и успешно развивается, было сформулировано в Советском Союзе в этих вот стенах бывшими физиками и физхимиками.
Тодоров еще полвека назад показал, что если вводить мышам гормон роста, они дольше живут. Эти работы есть. Правда, на Западе сделали вид, что ничего не было, и «открыли» все это заново… Те самые теломеры, за которые дали Нобелевскую премию американцам, придумал в этих стенах Оловников. И пока его теория не подтвердилась, мы над ним потешались: придумал теорию «обрезания концов»!.. Короче говоря, в результате многолетней работы, которую проводили ученые всего мира, в современной геронтологии после проверки было отброшено множество гипотез и остались только вот эти четыре заложенных нами когда-то направления — теломерное, антиоксидантное, клеточное, гормональное. Как вы их назвали, четыре «теории старения».
— Четыре системных причины старения… И каждая нас убивает. Такое ощущение, что природа целенаправленно хочет нас извести! А вы куда смотрите? Вы занимаетесь старением уже пятьдесят лет! А горизонт бессмертия все так же далек. Где результаты, товарищи?
— Результат на лице, как говорится, — пошутил Мамаев, посвятивший всю жизнь борьбе со старением и состарившийся на этом пути. Я посмотрел на его морщинистое лицо и понял, что, видимо, двадцать лет, обещанных нам до бессмертия, — чересчур оптимистический срок…
Наверное, будет нелишним, не особо углубляясь в детали, в общих чертах познакомить читателя с теми направлениями, которые были открыты молодой наукой о старении. И по которым смерть наносит нашему носителю скоординированные разнонаправленные удары, а мы от них пока не можем уклониться.
Есть несколько принципиальных точек зрения на старение.
Первая. Старение — генетически запрограммированная штука. Наш носитель — «одноразовый». То есть эволюция специально заложила в него программы самоуничтожения.