Формула бессмертия

Альберт пожал плечами. В конце концов это было ничтожное открытие по сравнению с тем, о котором ему стало известно. Он почувствовал, что за внешней небрежностью, с которой его друзья сообщили о своем открытии, скрывались гордость и тщеславие ученых, сделавших еще один шаг по пути в неизвестное.

«Вот так начинается соучастие в преступлении, — подумал Альб. — Когда нужно судить меня и моих сотрудников за преступление против человечества, до расшифровки X- и Y-хромосом или после? Или тогда, когда правительство получит возможность иметь уравновешенное народонаселение во время войны? Или тогда, когда война начнется и будет поздно что-либо изменить?»

— Зачем все это нужно, Виктор, Антуан? Мне кажется, что исследования в области молекулярной генетики человека, копание в скрытых механизмах его некогда таинственной сущности приведут к тому, что, когда знания станут достоянием школьных учебников, жизнь для людей потеряет все свое обаяние, всю свою невыразимую красоту. Люди предстанут перед самими собой и друг перед другом лишенными кожного покрова, как анатомические фигуры; хуже — как сосуды, слепленные из пучков белковых молекул известного состава, в которых разыгрываются известные биохимические реакции и биофизические процессы.

Альберт чувствовал, что говорит не то, что следует. Конечно, результаты работы его отца и Хорша рано или поздно будут воспроизведены в лабораториях всего мира. Но что последует за этим? Здравомыслящее человечество не станет создавать химические комбинаты, выпускающие людей по заказанным формулам. Нет, этого никогда не случится. И тем не менее такие комбинаты могут возникнуть, втайне от всех, под землей, с одной и той же кровожадной целью. Он вдруг отчетливо представил энергичного, или, как у нас теперь любят говорить, эффективного, человека в мундире, который четко докладывает министру, как хорошо на комбинате идут дела, и ему захотелось во весь голос закричать своим друзьям: «Остановитесь! Прекратите! Шире откройте глаза и представьте, что будет, если…»

«Не сделать открытие — это подвиг в квадрате», — вспомнил он фразу, оброненную отцом перед кончиной. Он до крови закусил губу.

— Что же ты предлагаешь? Остановиться? Закрыть науку? Вернуться к первобытному незнанию? Пока что мы слышали только негативную позицию. А где же позитивная? Где успехи медицины, где успехи сельского хозяйства, где улучшение адаптации людей к окружающей среде? Где успехи в лечении наследственных болезней? Где, наконец, генетический аспект решения проблемы рака?

— Это все так… Но я боюсь, что скоро исчезнет волнение родителей, ожидающих ребенка, потому что детей будут выращивать в колбах по заранее составленной программе…

— Не исключено. Право, не исключено, Альб. Я, например, не вижу в этом ничего плохого. А опыты в этом направлении весьма обнадеживающи… Что с тобой, Альб? Ты побледнел? Ты устал?

Клемпер и Густ встали. Альберту так хотелось рассказать им все… Но он этого не сделал, потому что был уверен, что скоро, очень скоро они воспроизведут установку Хорша и в институте, начнут, как одержимые, как средневековые Фаусты, изготавливать людей искусственным путем. Кажется, только сейчас он поднял, как прав был отец, говоря об ответственности ученого за судьбу своего открытия.

8

Альберт совершенно оправился и дни напролет сидел в кабинете отца и читал книги по философии. Он никогда не обращал внимания на то, как много книг по философии было в библиотеке, как много исследований прочитал отец по вопросам смерти и бессмертия. Теперь, читая одну книгу за другой, он как бы шел его дорогой.

В это-то время и появился Хорш. Он вошел, постаревший, сгорбившийся. На какое-то мгновение Альбу даже стало жалко его. Хорш стоял перед ним с опущенными, как плети, руками, в старом выцветшем плаще, с бесцветным лицом, выражающим бесконечную усталость и еще большую вину.

— Садитесь, — сказал Альберт.

Хорш кивнул головой и сел. Некоторое время они молчали.

— Я слушаю вас, Хорш.

Он поднял голову.

— Зачем вы это сделали, Альб? — наконец спросил он.

— Что?

— Вы уничтожили труд всей моей жизни, и не только моей, но и труд вашего отца.

Альберт усмехнулся. В нем заговорило недоброе чувство мести.

— Какое вы имели право ставить такой бесчеловечный опыт? Какое вы имели право таким путем давать жизнь человеку?

Хорш иронически улыбнулся.

— Какое право, какое право… Какое право имели люди создавать порох? Какое право они имели создавать атомные и водородные бомбы? Какое, Альб? А самолеты? А ракеты? А смертоносные вирусы? И это все смерть, Альб, смерть… Какое право… Если хотите знать, то наше право — я имею в виду не только себя, но и вашего отца, — наше право основывалось на непреодолимом желании нейтрализовать безумное стремление науки в направлении разработки средств уничтожения всего живого.

Альберт поднял на него удивленные глаза. Такого поворота он не ожидал.