– Папка! Знаешь, что я тебе хотела сказать? – прошептала она подойдя к его кровати вплотную.
– Что, дочка?
– Папка, – повторила она с придыханием, – я тебя вооот так вот люблю! – С этими словами она обвила его шею ручонками и приникла головой к его груди.
– Спасибо, дочка! – так же тихо прошептал он ей, гладя рукой ее головку. – Ты настоящий друг!
– Я тебя никогда-никогда не брошу! – продолжила она, не отрывая своей головы от его груди. – А когда ты станешь совсем стареньким, я сама буду кормить тебя из ложечки и читать тебе газеты. Вот!
В горле у Захара запершило от нахлынувших чувств. Пора было вставать, но он все гладил и гладил ее по голове, а она никак не хотела отпускать его шею.
Завтрак прошел в молчании, как обычно. Сегодня предстоял последний поход в садик, перед тем как уехать в далекий Реутов к бабушке.
Когда Захар с дочерью вышли на улицу, он обратил внимание на отсутствие привычных уже бабушек у подъезда, которые обычно с самого раннего утра уже начинают оккупировать все дворовые лавочки. Ни души. В самом дворе тоже было необычайно пустынно. Никто не спешил на работу, родители не вели детей в садик. Создавалось впечатление, что город замер в ожидании чего-то и боится это «чего-то» ненароком спугнуть. Уже выходя со двора, они услышали как зашуршали кусты, и вдруг из них выкатился черный, как уголь щенок. Будто холодный сквозняк пронесся между лопатками, и разом как-то стало невыносимо зябко, словно неожиданно осень на секундочку заглянула в летний месяц.