Формула боя

Когда у метро «Александровский сад» нашли машину Розена, там тоже обнаружили кровь Фролова. Выходит, что Никишин по каким-то соображениям помогал раненому. Впрочем, причина была: Фролов спас ему жизнь. А потом Антон продолжит игру?

Вопросов было море, и Рябов почувствовал, что начинает захлебываться.

Сукины дети!

Уже два сукиных сына!

А если они каким-то образом связаны? И начнут действовать сообща?

Рябову стало нехорошо. Он почувствовал себя розовощеким летехой, которому поручили обезвредить двух опытных диверсантов. А те попутно решили свести его в могилу.

Рябов вообще не знал, как он будет отмываться от этого дерьма, если даже дело будет в ближайшее время завершено. Чересчур много ошибок. Да и смерть Розена тоже чего-то стоит.

Однако вскоре его немного отпустило. Хотя пожать руку Антону Никишину ему не пришлось, зато он увидел знаменитых самарских помощников Антона. Их задержали совершенно случайно в ходе проверки одного из общежитий, всех вместе, кучей, и доставили на Лубянку. Глядя на них, Рябов вспомнил о странном разговоре с участковым из Чапаевска. Он тогда твердо заверил подполковника: «Никаких панков с сине-зелеными волосами – упаси Бог! – тут же разделаются. Одним словом, у нас в Чапаевске самая нормальная молодежь».

Эти, конечно, не из Чапаевска и панками не выглядели, хотя нормальными их тоже назвать было нельзя. В их облике чувствовался вызов, но не было беспредела; если они и поддерживали какое-то движение, то явно культурно-революционное. Помог Рябову разобраться с этим «идеолог» Фомин. Он предположил, что задержанные относятся к рейверам.

Рейверы упорно шли в отрицалку и знать не знали никакого Никишина. На вопрос: «Зачем вы приехали в Москву?» – дерзкая девчонка ответила, что их задача «оторваться» на «кислотных» дискотеках.

Идеолог Фомин пообещал им лучшую площадку в Москве и временно спустил рейверов в подвал.

А Рябов сделал вывод, что Антон, находясь в такой компании, не должен выделяться среди друзей. Закрыв глаза, он попытался представить себе Никишина. Одежда могла быть любой, но что-то наверняка изменилось в лице, прическе. У него короткие волосы. Что можно изменить? Естественно, покрасить их, проредить ножницами, как сейчас это модно (термины «филировка» и «мелирование» подполковнику были незнакомы). Если с Антоном проделали подобные манипуляции, это в какой-то степени объясняет, почему его не могли до сих пор опознать – ни в Самаре, ни в самой Москве. Теперь следовало уточнить оперативные данные по Никишину, добавив, что у того могут быть осветленные волосы. Как у парня по фамилии Ващенко.

* * *

Вчера, когда Иванов слушал Дробова и думал о конце эры разговоров, он даже не подозревал, что с генералом за последние сутки произошли значительные перемены. Дробов сам находился приблизительно в таком же состоянии, что и Иванов: шел прямой дорогой и вдруг оказался на распутье. Мысленно генерал продолжал идти прямо, но вот совсем недавно он возвратился назад и внимательно вгляделся в развилку. Оказывается, там были указатели. И Григорий с удивлением увидел то, чего не сумел заметить раньше. Это был трудный путь, но он быстрее приводил к цели. Дорогу сию можно было назвать именем Светланы Рогожиной.

Когда Дробов понял это, он испугался, пожалуй, не меньше Иванова. Испуг прошел тогда, когда генерал остудил свою горячую голову, напомнив себе о своей миссии, связанной с союзом из новых, обновленных людей Германии, Англии, Франции, России… Как советовал Клаус Шпеер, так и вышло: Дробов создал свою партию и влился в процесс обновления, хотя согласился сотрудничать добровольно-принудительно, ибо первые деньги он получил именно от Шпеера, от НДП Германии. Это уже потом он свел несколько российских фирм с немецкими предпринимателями и начал зарабатывать неплохие деньги на выгодных контрактах. К тому же в «Красных массах» существовала практика взносов. Она была чрезвычайно жесткой, однако парадоксальным образом скромной: хочешь – плати. Платили все; иногда пожертвования приходили из глухих районов. Одним словом, всех манила свобода.

«А свобода – это риск. И каждый настолько свободен, насколько он готов рисковать». Дробов всегда готов был рискнуть, и даже собственной головой.

Но есть ли свобода, за которую можно положить голову? Дробов, как всегда, ответил себе с мрачной улыбкой: «Да не одну».

Перед глазами снова стояла Светлана Рогожина. Вернее… Дробов поежился… Ее голова.

Светлана облегчит ему задачу, ускорит, а потом как бы стабилизирует процесс; она появилась в его жизни своевременно. Годы работы, цель, невероятные усилия он никогда не променяет на одну ночь с женщиной. Пусть даже с той, что вызывает у него такой трепет. Это был порыв, в который генерал поверил и хотел бы пребывать в подобном состоянии еще очень долго; вместе с тем он, конечно же, проявил слабость. Однако он сильный человек и даже не будет вытравливать ее из себя или что-то в этом роде – он выплюнет ее. Во всяком случае, постарается.

Еще одна жертва?