Формула яда

Двадцать третьего мая 1938 года, имея чехословацкий и литовский паспорта на имя Иосифа Новака, Евген Коновалец прибыл в Роттердам и после встречи с одним из своих доверенных агентов в кафе «Атланта» был разорван на куски врученной ему агентом «сюрпризной коробкой», которая состояла из взрывчатки с часовым механизмом ударного действия. Для людей, хоть немного знакомых с тайной, закулисной борьбой разведок, ничего удивительного в подобной кончине Евгена Коновальца не было. Став однажды на стезю шпионажа и убийств, все эти «торговцы террором» вряд ли могут мечтать о спокойной кончине под пуховыми перинами, на собственной кровати. Чаще всего они гибнут по методам, которым обучают своих подручных. Буржуазные газеты и особенно украинские националистические листки подняли тогда невообразимый гвалт в связи со смертью Коновальца, усматривая в ней пресловутую «руку Москвы». Но тем не менее некоторые из газет стали подвергать сомнению эту наиболее выгодную для ОУН версию о смерти вожака ОУН. Так, швейцарская газета «Базлер нахрихтен» писала: «Приятели Коновальца верят в акт мести со стороны большевиков, однако тайны, которые окружали весь образ жизни неутомимого конспиратора, допускают и другие предположения».

Через несколько дней швейцарский журналист, передавший подобное сообщение из Роттердама в Базель, навсегда лишился места в «Базлер нахрихтен»...

В обстоятельствах, сопутствовавших тому, как убрали Коновальца, любопытно и другое. Первым, кто опознал мертвого, был прилетевший к нему на явку из фашистского Берлина связной центрального «провода» ОУН и параллельно — штатный провокатор польской полиции Ярослав Барановский.

Когда чины голландской полиции показали ему останки Коновальца, этот профессиональный шпик-«двойник» запричитал по-немецки, с украинским акцентом, со слезами на глазах бросился на землю:

— О майн фирер! Майн фирер1..

Не успели жители домов по центральной улице Роттердама Кользингель, прилегающих к месту происшествия, вставить стекла в окнах, выбитые взрывной волной, как уже 29 мая 1938 года из Львова в Роттердам, получив официальные польские паспорта, выехали на похороны Коновальца его брат, а также шурин, управляющий имениями митрополита Андрея Шептицкого, в прошлом— тоже полковник гетманской службы, в годы первой мировой войны, Андрей Мельник — преемник убитого в «проводе» ОУН.

Многие жители Львова были крайне удивлены такой галантностью польской полиции, которая, прекрасно зная, что Мельник стоял у руководства организации, убившей министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого, разрешила ему совершенно легальный выезд из Польши, принимать «дела от покойного». Подобная предупредительность властей буржуазной Польши, проявленная ими по отношению к претенденту в фюреры ОУН, объяснялась нажимом абвера и тогдашним антисоветским курсом польского правительства. Даже такой старый враг коммунизма, как Уинстон Черчилль, в своих мемуарах о второй мировой войне так охарактеризовал тот курс:

«Все эти годы Польша была авангардом антибольшевизма. Левой рукой она поддерживала антисоветские прибалтийские государства. Однако правой рукой она помогла ограбить Чехословакию в Мюнхене».