Формула яда

— У кого вы на связи? — спросил Садаклий, быстро пробегая глазами какое-то письмо на немецком языке.

— У гауптштурмфюрера Энгеля.

— Где с ним встречаетесь? Адрес конспиративной квартиры?

— По средам в пять вечера. На Фюртенштрассе, восемьдесят пять, в квартире лейтенанта украинской полиции Филиппа Вавринюка. Он мне сдал ее до осени. Потом там поселился наш агент Ивасюта.

— Телефон там есть? — спросил Садаклий.

— Так точно! 2-17-54.

— Одно место встречи?

— Нет, почему же,— поправил адвокат.— Иногда я прихожу на Майенштрассе, десять.

— На квартиру к гауптштурмфюреру Кнорру? — Садаклий пристально посмотрел в глаза Гудим-Левко-вичу.

Тот съежился под этим взглядом.

— Да... Откуда вы знаете?

— Кнорр курирует теперь вопросы церкви, не так ли?

— Да, он хорошо ориентируется в церковных делах,— согласился Гудим-Левкович.

— И вхож к митрополиту?

— Да.

— Кнорр присутствует на ваших встречах с Энгелем на Майенштрассе, десять?

— Как правило — всегда.

— Он давал вам задания освещать церковные дела?

— Непосредственно от Кнорра я получил два задания,— сознался Гудим-Левкович.

— Какие именно?

— Он просил меня составить список священников-москвофилов, тех, кто относится с симпатией к Советской России.

— А второе задание?

— Я получил вчера. Гауптштурмфюрер распорядился собрать информацию об отношении униатского духовенства Львова к казни Иванны Ставничей.

— Так... так...— постукивая пальцами по деревянному ящику с наклейками, задумчиво протянул Садаклий. Он аккуратно сложил письмо, положил его обратно в конверт с золотым тиснением и спросил: — Значит, вам хорошо знакома жизнь капитула, раз Кнорр давал вам подобные поручения?

— Видите ли, я пять лет был юрисконсультом митрополита,— разъяснил Гудим-Левкович.— Я вел спорные дела, по его имению, в Прилбичах, судился с лесопромышленниками в Карпатах. Там ведь большие лесные угодья Шептицкого. Митрополит меня хорошо знает, И священников у меня знакомых очень много.

— Где сейчас находится священник Ставничий? — резко спросил Садаклий.

— Его эксцеленция поступил с ним очень милостиво. Вместо того чтобы направить отца Теодозия за его кощунственные выкрики по адресу немецких властей в тюрьму, митрополит объявил его умалишенным. Отца Теодозия отвезли в психиатрическую лечебницу на Куль-парков.

— А что значит это приглашение? — взмахнув письмом, спросил Садаклий.— Откуда вы знаете штурмбан-фюрера Дитца?

— О, я его знаю еще по австро-венгерской армии! — охотно признался Гудим-Левкович.— Он ведь из-под Львова. Мы вместе с ним служили в «Украинской Галицкой Армии», вместе Киев ходили брать в девятнадцатом.

— Куда же и по какому поводу приглашает вас штурмбанфюрер Дитц?

— Сегодня вечером в ресторане «Пекелко» он празднует день своего рождения. Мы старые комбатанты...

— Но ведь ресторан «Пекелко» только для немцев —< «нур фюр дойче»? — усмехнулся Журженко.

— Пан Дитц — человек без предрассудков. Долгие годы он прожил с нами и понимает, что без дружбы с галичанами ему придется плохо,— сказал Гудим-Левкович.

— Кто там будет еще, кроме именинника? — Садаклий опять посмотрел на конверт.

— Коллеги. Друзья...

— Какие коллеги?

— Ну, из гестапо. Из СД. Из криминальполиции...

Был пасмурный, душный вечер. К ресторану «Пекелко» подъезжали машины. Расфранченные гости, выходя из машин, поглядывали на заволоченное черными тучами, мрачное небо, озаряемое за аэродромом Скнилов быстрыми зарницами — предвестниками близкой грозы.

Неоновый бес с вилами у входа синей стеклянной рукой приглашал гостей в «преисподнюю». Гости проходили, подавая приглашения швейцару в золоченой ливрее.

Тот внимательно вчитывался в них и распахивал решетчатые двери. Лестница круто спускалась вниз. По бокам ее, на стенах, были намалеваны пьяные грешники в аду.

Из длинного черного лимузина «майбах» вышел виновник торжества Альфред Дитц, ведя под руку свою любовницу, светловолосую Лили фон Эбенгард. Спустя некоторое время к подъезду ресторана подкатил фаэтон на дутых резиновых шинах. С его подножки соскочил человек, похожий на Гудим-Левковича, одетый в его несколько старомодный костюм и котелок-мелоник.

Оглянувшись и дав вознице знак, чтобы тот задержался, новый гость подошел к швейцару и показал конверт с приглашением.

— Я секретарь адвоката Гудим-Левковича. Мой шеф — давний друг господина штурмбанфюрера Дитца, к сожалению, внезапно уехал к больной жене в Перемышль и не может присутствовать на сегодняшнем торжестве. Он написал письмо с поздравлениями и извинениями господину Дитцу и передает ему маленький подарок ко дню рождения. Отнесите, будьте добры, этот пакет господину Дитцу! А это вам за услуги! — посетитель протянул швейцару сто — не оккупационных, нет, настоящих имперских марок, имеющих хождение по всей Германии, и тяжелую коробку довоенного еще шоколада фабрики «Бранка», перевязанную атласной лентой.

Дитц был сладкоежкой, и такой подарок, по всей вероятности, должен был доставить ему большое удовольствие.