Формула первой любви

Через месяц Сеймур впервые вышел к доске и даже решил пример, простенький, правда, с точки зрения 9-го «А», но зато без помощи Антонины. Когда он получил за очередную самостоятельную три балла, обрадованная Люда опять не смогла удержаться и, забыв про оскорбление, улыбнулась ему и назвала молодцом. В ответ Исмаилов снова окатил ее ледяным взглядом и повторил любимое свое выражение:

— Да пошла ты!

Люда захлебнулась улыбкой. Если бы в классе было свободное место, она тотчас отсела бы от него, но другого места не было, и она осталась сидеть рядом с Исмаиловым. Она лишь отодвинулась от него подальше и решила считать, что никого рядом с ней нет. Как будто бы она, Люда Павлова, как и прежде, сидит одна, только ширина ее парты сократилась вдвое. Не так уж и страшно. Места же хватает. И вообще, весь мир постепенно переходит на одноместные парты.

Между тем школьная олимпиада по русскому языку и литературе наступала на школу широким фронтом, и 9-й «А» совершенно неожиданно для классной руководительницы принял в ней самое активное участие. Литераторше уже не приходилось нудеть о великом, вечном и гармоничном, потому что стихи, рассказы и произведения других жанров посыпались на нее нескончаемым потоком. Довольная этим, она уже предвкушала успех, который будет иметь «Евгений Онегин» у неожиданно проснувшихся от спячки математиков, поскольку все сданные ими работы были о любви, и в основном о безответной. Юлия Владимировна уже намечала, какие работы она пошлет на городскую олимпиаду, директриса благодарила Антонину Петровну за правильную и своевременную работу с детьми, а на сердце у классной дамы 9-го «А» было неспокойно. Ой, как не нравилась ей эта повышенная литературная активность математически одаренных детей! Любовь — чувство алогическое, ничего общего не имеющее с точными математическими выкладками. Ее дети не привыкли жить эмоциями. Всю свою сознательную школьную жизнь они провели с логарифмическими линейками, калькуляторами и таблицами Брадиса, рассчитывая, взвешивая, приводя к общему знаменателю, извлекая корни и завершая работы знаменитым выражением «что и требовалось доказать». Как бы эта неожиданно свалившаяся на их головы олимпиада пополам с Исмаиловым не поломала бы им жизни!

Надо сказать, что страхи Антонины Петровны имели под собой серьезные основания, потому что произведения о любви писали в основном девочки, а парни наливались огнедышащей злобой и готовились к решительным действиям против Сеймура Исмаилова, нарушившего покой их класса, как пишут классики — подобно камню, упавшему в воду.

— Надо просто дать ему в морду, и дело с концом! — выходил из себя Пашка Румянцев.

— За что? — усмехнулся Кондратюк. — За то, что наши девчонки с ума посходили? Мы сами же и виноваты!

— Да? И чем же?

— Тем, что не уделяли им должного внимания.

— Не понял! — угрожающе надвинулся на Влада Пашка. — Какого еще такого внимания мы им не уделяли? В кино водили? Водили! На дискотеках на танцы приглашали? Приглашали! На Восьмое марта всегда поздравляли? Поздравляли! На Новый год — тоже! И даже про дни рождения никогда не забывали! Вон позавчера Клювихе такого медведя подарили, девчонки из 9-го «Б» приходили смотреть! Чего им еще надо?

— Любви им захотелось, понял, Пашка? — Влад, сидя верхом на своей последней парте, поигрывал брелком в виде кубика Рубика и был грустен, как никогда.

— Можно подумать, что Исмаил им всем в любви объяснился! — продолжал возмущаться Румянцев. — Да он на них даже не смотрит! Ни на одну! Даже на Аринку! И потом… Его одного на всех все равно не хватит! Ишь раскатали губенки!

— Я думаю, что Владик прав: им хочется любви, — встрял в разговор Игорь Одинцов, — а потому предлагаю распределить между собой девчонок и начать на них крупномасштабную любовную атаку.

— Это как? — растерялся Румянцев.

— А так: стишки всякие чувствительные писать, комплименты говорить, цветы дарить, свиданки назначать! Вот увидите, они забудут и думать про этого черномазого.

— А что! Игореха дело говорит! Как думаете, пацаны? — У Румянцева моментально разгорелись глаза, и он очень сожалел, что такая замечательная идея родилась не в его голове.

— Тут есть одна загвоздочка, — опять усмехнулся Кондратюк, крутя грани своего кубика. — Девчонок у нас всего шесть, а нас — аж двадцать четыре человека.

— Ну и что! — не собирался сдаваться Пашка. Он пересчитал присутствующих при этом разговоре и заключил: — Вы только поглядите! Нас как раз шестеро! Как по заказу! А остальным и знать про это не обязательно! Как считаете?

— Ты, значит, будешь не против, если тебе достанется… скажем… Клюева со своим медведем? — Влад испытующе заглянул в глаза сразу несколько растерявшегося Румянцева. Тот оставался в растерянном состоянии недолго и через минуту возразил:

— Чего это мне сразу и Клюева? Может, она тебе достанется! Кинем жребий!

— А если они узнают, что мы их, как фанты, разыграли?

— А кто им скажет? Ты, что ли?

Кондратюк покачал головой и сказал:

— Думаю, они нас в две минуты сами расколют.

— Почему это?

— Да потому что почувствуют, что любви у нас — ни в одном глазу!