Формула счастья

- Так-то оно так, но если причиной смерти Фаулера и Штейна окажется сама планета?

- Я же объяснил тебе, в чем причина их смерти, - резко ответил Зунг. - И запомни, проект будет осуществлен. При любом раскладе!

- Даже ценой других, может быть тысяч, человеческих жизней?

- Да! Чтобы жили миллиарды!

- Но в чем смысл? Если Эйрена непригодна для нас...

- У нас будет тридцать лет изоляции. А это немало. Я сказал устало:

- Нет, господин Зунг. Я не могу согласиться с вами. Лучше будет, если я откажусь от поездки.

- Тебе поручено задание, Тервел! Ты не имеешь права отказаться!

- Если я и полечу, то вероятнее всего, вернусь с той правдой о случившемся, какая для вас неприемлема.

- Ты вернись с фактами, а истину мы восстановим тут. Вместе!

- Даже если между нами возникнут разногласия? Зунг взорвался:

- Слушай, Тервел, пора тебе понять некоторые вещи! У Земли будет другое будущее! Весьма отличное от настоящего. Я позабочусь об этом. Независимо ни от чего! - Тут он почувствовал, что переусердствовал, и добродушно добавил: - Есть одна древняя китайская поговорка, Тервел... "Тот, кто стоит прямо, не боится, что тень у него кривая".

- "Тень вращается вокруг дерева", господин Зунг. Это болгарская поговорка.

- Тервел! Дорогой мой Тервел, - засмеялся он, - в твоих интересах быть несговорчивее. "Настоящее исполнено возможностями для будущего!"

Я холодно прервал его:

- Я не привык к ультиматумам, господин Зунг. Если вы ожидаете приобрести в моем лице очередную послушную пешку, то будете разочарованы. Быть может, я получу и поддержку..

Он скрестил руки на груди и с насмешкой спросил:

- От кого ты получишь поддержку; Тервел? От кого! Не отюсовли?

- А если все же они доброжелательны к нам, то почему быинет?

- Потому что ты человек. Именно поэтому! Я знаю, ты все вынесешь. Все! Но не будешь просить у них помощи. И ты это знаешь.

Да, я это знал. Но состроил гримасу невероятного недоумения.

- Весь наш разговор до сих пор, - начал я, доверительно понизив голос, создал у меня впечатление, что, в отличие от моего шефа, вам, господин Зунг, будет гораздо спокойнее, если я отправлюсь на Эйрену с предубеждением. А в чем причины? Не связаны ли они с некоторыми вашими опасениями...

- Опасения мои в данный момент касаются личнр тебя, Тервел, - Зунг вытянул губы и сдул несуществующую пылинку с лацкана своего элегантного пиджака. Тебя! И вообще, поверь мне, самым разумным будет, если ты ответственно выполнишь поставленную задачу. Она тебе ясна?

Я предпочел промолчать, а он довольно и чуть надменно мне кивнул:

- Выполни ее и не пожалеешь, Тервел! Вей А Зунг всегда умел ценить людей!

Зунг посмотрел на часы и я, полагая, что он хочет закончить нашу встречу, охотно поднялся с кресла.

- Сядь, сядь! - его лицо просто сияло любезностью. - У нас еще есть немножко времени.

Вскоре зазвонил телефон, и Зунг поднял трубку. Я знал, чего он ждет!

Когда монолог на той стороне провода прекратился, он долго и печально рассматривал противоположную стену. Наконец заговорил с каким-то странным мяукающим акцентом:

- Знаешь, Тервел, теперь, после нашего решения работать вместе, я уже могу говорить с тобой как с другом. Так вот что я тебе скажу: хорошо, что ты не смог прочесть запись на пленке. Она бы тебя только запутала.

Жаль! Здорово работают его люди! Пропал старик, и напрасно...

- Почему вы думаете, что я ее не прочел? - Я старался говорить с иронией.

Зунг снисходительно пожал плечами.

- Дженетти был способным ученым, - сказал он задумчиво, - но как человек... Сейчас, думая о нем, понимаю: и он был очень мнителен.

Я всмотрелся в его лицо. Он, как всегда, улыбался, но... Глазами его, казалось, смотрела смерть! Наклонив голову, он наблюдал за мной с нескрываемым любопытством.

Указательным пальцем он небрежно нажал одну из кнопок. Вошли трое. Я встал. Они приблизились вплотную ко мне. Тогда Вей А Зунг подошел и сердечно пожал мне руку.

Глава четвертая

Как я и предполагал, недалеко от "клиники" находился секретный аэродром. Там меня ожидал готовый к полету двухместный "мираж". Машина подъехала прямо к трапу, я вышел, а люди Зунга, проследив за тем, как я поднялся в заднюю кабину, отошли в сторону. Я положил чемоданчик на колени, надел шлемофон, который, естественно, был глух и нем, и закрыл люк. Пилот включил двигатели. Мы тронулись.

Я сидел, испытывая обычный взлетный дискомфорт, и смотрел, как удаляется земля. Затем самолет вонзился в рыхлую мантию облаков, без всяких усилий прорвал ее, выскочил вверх, стряхивая с себя ее последние нитки. И здесь, в этой бесконечной искрящейся синеве, житейское понимание вещей начало таять, испаряться и исчезать, пока все не приобрело какой-то новый двойственный смысл. Время было уже не просто мерой, а вечностью и выдумкой, пространство - не дорогой, а бесконечностью и обманом зрения, движение же - не направлением, а жизнью и иллюзией. Постепенно прошедший день сжался в едва видимую точку, и примиряющий покой стал кротко баюкать меня в своих объятиях.